Vampire Diaries 2x15

И-и-и-и! Я посмотрела-таки серию!
Если предыдущая мне показалась довольно скучной и не впечатляющей, за исключением некоторых моментов, то в этой сценаристы превзошли самих себя. Я под впечатлением и снова полна восторгов, которые нужно где-то выплеснуть!
Кто бы знал, что этот кактус, от иголок которого я отплевывалась в самом начале первого сезона так затянет, а ведь благодаря кому? No coments. В представлении не нуждается.

под катом спойлеры + гифки

Что порадовало?
Во-первых, прощай, Тайлер. Надеюсь, на сколько-то там серий с оборотнями мы распрощались.Теперь вернёмся к нашим баранам вампирам кровососам, короче.
Во-вторых, я их не пейрингую, но мне безумно нравятся перепалки Дэймона и Аларика. А уж когда они без слов объяснялись, так я вообще таяла и млела. Мальчики неподражаемы.

А вообще, Дэймон, конечно, Бох, но он же и гад, и он "убил"/обратил Изабел, сделав её вампиром, а Аларик его, оказывается, другом уже считает. И года не прошло. Так вопрос: если даже тот, кто его когда-то планировал убить теперь настолько переменил своё к нему отношение, так какого чёрта Елена думает?
В-третьих, мимика. Всё-таки именно из-за выражений лица мне так нравится Йен. Мимика у него просто зашибись и усвунься. Эти глаза! Эти брови!


Элайджа мёртв. Ну, скорее мёртв, чем жив. Уверена, нам его вернут. Надеюсь. В конце концов, это в интересах новоприбывших ведьмаков, а уж теперь, когда Бонни без своих сил отцу Луки мало кто сможет что-нибудь противопоставить.


Понравились флэшбеки. Тёмный Стэфан, который, как он сам же и признался Елене, был даже хуже нынешнего не самого плохого Дэймона. И интересно, что ещё такого произошло, что Дэймон, который пусть и ненавидел брата, но просил Лекси позаботиться о нём, вдруг переменился настолько кардинально? Ещё меня жутко тронуло, как Стэфан, весь в чужой крови, стоял и умолял Дэймона не уезжать из города, и то, как и какими словами он это делал.

Бонни и Джереми сводят всё активнее. Чорд, да этот пейринг ещё более тухлый, чем Стэфан и Елена.
Что не понравилось.
Традиционно Елена. Елену фтопку. Она же вроде не блондинка, но логика её меня просто убивает. "Но если ты ещё раз будешь действовать за моей спиной..." Это чего? Про "как вы к нам, так и мы к вам" она не слыхала? Сама же, никому не сказав, сначала отправилась себя в жертву ради общего блага приносить, а когда точно то же самое сделали Дэймон и Стэфан принялась возмущаться. Раздражает. Всё сильнее.
Также совершенно неожиданно порадовало возвращение Кэтрин из темницы тёмной и сырой. Умеет же эффектно обставить. Дэймон, окстись, куда смотришь, дай бабушке полотенце мослы прикрыть!

@темы: Vampire Diaries, диагноз обжалованию не подлежит, сериалы: обзоры, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, кактус редкостно колючий

---

*Многозначительное*

Угадайте, прода чего ожидается в ближайшие дни.

@темы: ГП, графоманьячество, я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, кактус редкостно колючий

---

Трава!..

Сегодня я уже снова всех люблю.
Мой Рай это три выходных подряд после череды четырёх адских рабочих дней.
На этой неделе не смотрела ни-че-го, так что программа максимум: посмотреть теперь Хауса, Дневники, Грань, NCIS и NCIS:LA, а завтра, дождавшись сабов: Воротничков, Суперов и Смолвилль.
Упарюсь.

@темы: дурдом "Ромашка", супернатуралы, Vampire Diaries, White Collar, кактус редкостно колючий, садо-мазо и прочие девайсы (с), (c)inema, похихикалки

---

Лепота...

Красота просто невероятная.
Я не люблю самолёты. Наверное, всё-таки боюсь, хоть и никогда не летала, но вот это бы я хотела увидеть вживую, своими собственными глазами. Цель? Мечта?..
Изумительная архитектура Испании [17 фото]

далее...

Площадь Соррилья, Валладолид.


Церковь святого Мануэля и Бенито в Мадриде.


Висячие дома – Касас Кольгадас, Куэнка.


Плаза Майор в Саламанке.


Плаза Майор в Саламанке.


Кристальный дворец – Плацио де Кристалл, Парк де Ретиро, Мадрид.


Кристальный дворец – Плацио де Кристалл, Парк де Ретиро, Мадрид.


Кадис.


Базилика святого Винсента.


Памятник королю Альфонсо XII в Мадриде.


Пруд Фишерс Кэбин.


Собор в Куэнке.


Собор Ла Сео в Сарагозе.


Собор святого Эстебана.


Базилика Богоматери.


Собор Ла Альмудена в Мадриде.


Ратуша Кадиса.
Ссылка на источник: http://bigpicture.ru/?p=121074

перепост отсюда.

@темы: я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, интересные вкусности

---

И снова о крылышках...

Не удалось пройти мимо. Тумблер - зло, ибо полон искушения

сцылко

Отсюда.
Кстати о ковбоях.

Отсюда.

@темы: супернатуралы, Superнатуральные ненатуралы едят мой мозг, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, шаловливые крылышки, интересные вкусности

---

Дайрики

Кстати, да, кстати, верно.

Ваша профессия в дайри

Ваше имя Итак, вы - дайри-графоман

все гадания на aeterna.ru

@темы: похихикалки

---

Читаю

Так, в ближайшую пару дней меня не будет: я буду читать Камшу "Сердце зверя", сразу оба тома. Вот как продерусь через местами нудные описание битв и т.д., и вскоре будет ожидаться масса восторгов и песнопений в честь Рокэ Алвы и Робера Эпине и зелёное от постоянной тошноты лицо после мест с Диконом.
В связи со всем этим риторический вопрос к космосу: почему в сутках всего 24 часа?
UPD.
Вера Камша. "Сердце зверя", том 1.
И всё-таки, если Рокэ у меня с самого начала вызывал восхищение и уважение, а Дикон постепенно нараставшую лёгкую брезгливость, то Оллар только теперь, после его разговора с Ричардом в Багерлее, удостоился уважения не ассоциирующийся с ним твёрдостью.
UPD следует...

@темы: рекомендации, я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, book list, боярин думу думает тяжкую, кактус редкостно колючий, интересные вкусности

---

С праздником

С днём святого Валентина всех!

Кто ищет, тот всегда найдёт! Это касается и вторых половинок.
А тех, кто, как я, не ищут, пусть нежданным, но приятным сюрпрайзом эта половинка найдёт сама.

Зарплата в день 14 февраля это двойной повод побаловать себя вкусненьким.

@темы: дурдом "Ромашка", Лень давит на пятку, а работать надо, личное, no comments, похихикалки

---

~ Три свечи на ветру ~

Автор: Светлячок
Бета: не вычитано!
Фандом: The Vampire Diaries
Рейтинг: PG-13
Тип: джен, гет, намёки на слэш.
Жанры: angst, drama.
Предупреждение: AU после 2х08 + сознательное и не очень манипулирование матчастью себе на пользу.
Персонажи: Стэфан, Дэймон, мимо Елена пробегала.
Аннотация: уходя, можно вернуться совсем другим.
Размер: миди о трёх частях.
Статус: закончено (4354 слова).

~Три свечи на ветру~

ЧАСТЬ I. ЗАЖЕЧЬ

ЧАСТЬ I
ЗАЖЕЧЬ

Дэймон исчез из Мистик-Фолк внезапно, ничего не взяв и никого не предупредив. Растворился в густом, как его собственный, предутреннем тумане, окутавшем в тот день весь город.

Стэфан, слепой от любви, ощущения вседозволенности, дарованного ему сладкой, как мёд кровью Елены и понимания, что угроза миновала и им больше не нужно скрываться и лгать, даже не сразу заметил, как тихо вдруг стало в фамильном поместье.

Город вздохнул спокойно и зажил прежней мирной жизнью, не зная и даже не догадываясь о населявших его вампирах и оборотнях.

Всё как-то незаметно наладилось само собой.

Львиную долю времени теперь отнимали школа и уроки, которые всё-таки приходилось делать без скидки на возраст, а не рысканье по лесу или попытки предугадать, кому на этот раз не посчастливится привлечь к себе внимание старшего из братьев Сальваторе.

Дни Стэфан проводил в школе, навёрстывая упущенное с Еленой и едва знакомыми одноклассниками, а также упорно сбегая от осаждавшего его тренера футбольной команды. Ночи же, душные и томные, взбираясь по плющу, как обычный старшеклассник, через всегда открытое специально для него окно – он проводил с Еленой, только тогда уступая собственной жажде её тела и крови.

Ленивое спокойствие пропитало весь город, проникло в сознание через поры и даже сутки, в которых вроде бы по-прежнему оставалось двадцать четыре часа, стали казаться длиннее. Так, в будто застывший во времени, как муха в янтаре, Мистик-Фолс незаметно пришло лето.

Нехватку чего-то важного, успевшего вновь стать привычным, Стэфан заметил только когда вернулся домой – неделю спустя после того как Дэймон, не обмолвившись ни словом и не оставив ни единого намёка на то, куда он уехал, во второй раз после своей «смерти» покинул город. О том, что это решение было не спонтанное, а хорошо продуманное и взвешенное говорила пустая бутылка да давно выдохшийся коньяк в заигравшем на свету острыми гранями стакане.

Стэфан редко бывал в поместье Сальваторов и теперь, стоило сделать шаг по дорогим, под стать роскошному интерьеру, впитавшим в себя кровь и бурбон коврам, в затхлый воздух добавилось ещё больше пыли. Выстуженный, весь в пепле и саже камин давно не зажигали, да в этом пока и не было нужды: лето обещало быть жарким.

Он не любил приходить в этот никому не нужный, пустой, вымерший дом, до сих пор безмолвно и преданно хранивший в себе память о мёртвых хозяевах. В отличие от него, Дэймону здесь всегда нравилось. Не до – когда они оба дышать не могли от пропитавшей здесь всё, въевшейся в деревянные перила и стены напыщенности, а после – когда на смену изысканным винам пришёл неразбавленный виски и бурбон, свечам – электричество, а дню – ночь, пока на их пальцах не заняло своё место ведьмино кольцо.

Хоть это они провели в поместье всё своё детство, именно Кэтрин чувствовала себя здесь как дома, наслаждаясь мягкостью перин, и давно позабытым человеческим жаром тел сыновей любезно пригласившего её в гости хозяина дома.

Что было, то прошло.

Дэймон уехал не попрощавшись и, разглядывая открытый на последней странице детектив – не обладавший терпением брат всегда начинал читать с конца, торопясь узнать развязку интриги, – Стэфан отстранённо размышлял, попрощался ли тот с Еленой.

По всему выходило, что нет. Та была счастлива и разрывалась, выбирая будущий колледж. О Дэймоне между ними не было произнесено ни слова.

Он вернулся спустя четыре месяца после своего исчезновения, вновь принеся с собой в Мистик-Фолс напряжённое ожидание чего-то большего.

Он вернулся человеком.

ЧАСТЬ II. ВСПЫХНУТЬ

ЧАСТЬ II
ВСПЫХНУТЬ

Внизу хлопнула входная дверь и тут же невесомо скрипнула западавшая половица под ковром у порога, отремонтировать которую ни у кого не доходили руки уже более ста лет. Наверное, если бы род Сальваторов не прервался на них с Дэймоном, и их потомки тоже бы не чинили эту чёртову половицу. Только не из-за лени, а по традиции. Скрип давно минувших лет.

Стэфан не обратил на это внимания, с неожиданным интересом разглядывая сделанные мелким угловатым почерком Дэймона сатирическое пометки. Сердце незваного гостя билось спокойно и ровно, будто тот был у себя дома, так что краем уха прислушиваясь к его неторопливым передвижениям по лестнице, Стэфан не чувствовал угрозы.

Пометки – абсолютно в стиле Дэймона – были сделаны едва ли не на каждой странице, и явно не всегда чернилами. По крайней мере, кроваво-красный ворон с непропорционально большим клювом, взиравший на него пустым и жутким взглядом со схематично набросанной горы трупиков Стэфана не удивил.

Зато пришлось мысленно сделать зарубку на памяти, чтобы сначала проверить книги, прежде чем давать их кому-нибудь почитать. Те ещё иллюстрации для впечатлительных и нервных жителей Мистик-Фолс, где каждый второй был потомком семей-основателей, а каждый пятый входил в Совет города.

Гость между тем, наконец, определился: шаги замерли у двери, а затем уже до Стэфана донеслось негромкое, преисполненное нарочито фальшивой заботы:

– Её убил дворецкий, если ты это хочешь узнать.

Голос, который невозможно не узнать даже в многотысячной толпе.

– Я думал, ты не собирался возвращаться, – отложив книгу на прежнее место, ответил он, поворачиваясь к брату. Тот стоял у двери, независимо облокотившись о косяк и сложив руки на груди и, несмотря на то, что смотрел и держал он себя как раньше – с лёгким оттенком пренебрежения во взгляде, которое почти никогда не исчезало оттуда, – что-то было иначе.

– Уверен, ты на это рассчитывал, – ничуть не обидевшись, ответил тот и наконец-то отлепился от стены, шагнув в комнату.

Всё было так же, как когда Дэймон последовал за ним в Мистик-Фолс, а потом так и остался: неожиданный визит, нежеланная встреча, которой они избегали долгие пятнадцать лет, драка, бессильная ярость и острое осознание собственной беспомощности. Но теперь – не как тогда. Стэфан знал и чувствовал: теперь он сильнее и в случае, если визит Дэймона далёк от дружеского, шансы на победу у них будут равные. В конце концов, для них всё тоже началось и решилось с крови.

Дэймон, всегда – предвестник беды и перемен. Не потому ли он и в ворона перекидывался? Очередная попытка выделиться или и тут какая-то более глубинная связь? Без толку искать ответ самому. Брату бы, безусловно, понравилось бы это сравнение.

– Зачем ты вернулся? – провожая настороженным взглядом каждое движение брата, спросил Стэфан. Логичный вопрос. Нужно знать, с чем им предстоит иметь дело теперь, по его возвращении. С Дэймоном или с тем, что сидит у него на хвосте и идёт следом?

– А где я был всё это время тебе не интересно? – вглядываясь в дрожащее на стекле смутное отражение брата, вопросом на вопрос ответил Дэймон, со странной, даже пугающей серьёзностью, делавшей его непохожим на самого себя. Стэфан уже и не помнил, когда в последний раз видел брата таким. Чужим. Таким, каким тот стал за последние десятилетия, которые они провели порознь: один убегая, а другой идя следом. – Можешь не торопиться что-нибудь придумывать, – милостиво развеял муки брата Дэймон, – я и так расскажу. Попозже.

Сохранять спокойствие рядом с таким братом всегда было непросто, особенно когда тот улыбался многозначительными быстрыми улыбками, исчезающими за то ли показной, то ли за настоящей, оправданной чем-то серьёзностью. Чужое сердце билось сильно и почти ровно, постепенно успокаиваясь. В доме не было никого кроме них двоих, и Стэфан нервничал, не находя этому разумного объяснения.

– Да никого здесь нет, – досадливо дёрнул плечом Дэймон, будто догадавшись о причинах нервозности младшего брата. Жизнь в маленьком городе бок о бок с оборотнями явно не шла на пользу вампирам.

Но прежде чем Стэфан открыл рот, чтобы вывалить на блудного старшего брата «что ты хотел этим сказать?..» в дверном проёме, – ни он, ни Дэймон не видели смысла в том, чтобы запирать двери: слишком много в Мистик-Фолк было тех, кого они не могли остановить, – тревожно глядя на обоих вампиров, застыла Елена.

– Дэймон? – её голос прозвучал на удивление тихо, заглушённый внезапно усилившимся биением сердца. – Когда ты вернулся?

Стэфан невольно сглотнул, проследив взглядом за тем, как она крепко, едва ли не до судороги во вдруг побелевших пальцах вцепилась в кулон с вербеной.

Нынешняя жажда была лишь смутной тенью той, когда он не мог ни о чём и помыслить, полностью поглощённый кровавым безумием и азартом охоты на не подозревающих о преследовании жертв. Он не забыл, как прозвали орудовавшего в том городке семь лет назад неуловимого серийного убийцу. И это было тем, что ни Дэймон, ни тем более Елена никогда не должны были узнать. Никогда.

Жажда жаждой, а контроль контролем, но Стэфан всё равно поспешил отвести взгляд от девушки, прежде чем вампир в нём взял верх, и, безусловно, только поэтому успел застать тот момент, когда на губах Дэймона расплылась его фирменная усмешка-улыбка. Ни то и ни другое. В глазах брата стынет что-то непонятное, нечитаемое, но настолько отчётливое, что тот даже не в силах это скрыть. Или не считает нужным? Теперь Стэфану кажется, что его улыбка больше похожа на гримасу.

– Только что, – ответил тот и морок исчез. Ну да, Елену же мы не игнорируем. – И первым, что я увидел по возвращении в это захолустье, было лицо младшего брата. Будто и не уезжал.

Елена кивнула, несмело улыбаясь, принимая прозвучавший ответ, хотя уж она-то могла бы потребовать больше и – получить. В отличие от Стэфана, который приходился Дэймону всего лишь братом.

– Хорошо, тогда зачем ты вернулся? – почему-то спрашивает она. Стэфан стоит и ловит себя на ощущении, будто он, Дэймон и Елена находятся по разные стороны разделившего их стекла, запертые в коробке неведомым шутником-кукловодом, и теперь остаётся только махать друг другу руками в надежде, что их поймут. Но и в том, чтобы быть непонятым есть свои плюсы: Дэймон наслаждается каждым, но это не его, а Стэфана сейчас толстым стеклом отрезало от Елены. Поэтому, и только поэтому улыбка на лице Дэймона столь уместна.

– Как это, зачем? – маслянистой патокой растекается тот у самых её ног. Один неверный шаг, и поскользнёшься, сама сделаешь так, как он и рассчитывает. – Чтобы уберечь нашу драгоценную… – о да, в наблюдательности Дэймону не откажешь. Вторая половина дня и солнечные лучи, изгнавшие из комнаты более привычную братьям утреннюю сумрачность, слепила бы глаза до боли, если бы не кольца. Дэймон же даже стоя на свету умудряется казаться сотканным из оставшейся ждать прихода ночи в самых уголках комнаты темноты. – …жемчужину от старости с моим молодым и глупым братом.

– Ты чертовски заботлив, Дэймон, – злится Стэфан. Кажется, от злости белеют губы. – Хочешь предложить взамен старого, умного и вечно бессмертного себя?

– Хоть бы и так, – отвечает Дэймон и яда в его словах не слышно, сколько не вслушивайся. Стэфан так и делает, но не находит. Но и тревога, смутное беспокойство, не дававшее ему покоя с такого же неожиданного, как и его отъезд, возвращения Дэймона не отпускает.

– А ты разве не слышишь? – удивляется тот и теперь, более внимательно вглядевшись в лицо брата, Стэфан, наконец, улавливает изменения. Это как увидеть взрыв сверхновой, потому что вслед за этим догоняет понимание, ощутимо ударив по затылку, выбив весь воздух из неподвижной груди, остановив и так небьющееся сердце. Невозможно. Зато теперь становится понятно все: и непривычное оживление, и нездоровый жаркий румянец на щеках брата, и чувства: не одна ненависть, непрошенной гостьей пришедшая и надолго оставшаяся, легко узнававшаяся в каждом взгляде Дэймона, обращённом на брата.

Сердце стучит. Сбоит. Выдаёт тревогу. В отличие от выражения лица и интонаций голоса оно не врёт.

В глазах Дэймона тёмные бездонные омуты с притаившимися в глубине водоворотами, и сколько не вглядывайся, в них не разобрать, на чём сосредоточены все его мысли. Наверное, это только Стэфан такой идиот, если до сих пор не перестал в надежде на что-то вглядываться в эту бездну. Бездна вглядывается в него, неотвратимая, как злой рок и не отстающая ни на шаг. Вампир или человек, Дэймон надёжно хранит свои тайны. Стэфан не знает, что задумал брат, но в его благие намерения верится с трудом – скорее уж не верится совсем. Сейчас Стэфан наконец-то сильнее и быстрее брата, но именно он находится в проигрыше, стоя между Дэймоном и Еленой.

Дэймон серьёзен как никогда. Кажется, его взгляд способен прожечь дыры. Чего он добивается на этот раз, способен сказать только он сам, но младший брат не тот, с кем он станет делиться. Не то что бы у него не было причин для такого поведения. Стэфан понимает – куда больше, чем ему позволяют узнать и быть может даже прочесть в глазах и тяжёлом выражении лица. Он понимает и, видя то, что от него пытаются скрыть и то, что наоборот, как на рыночной ярмарке, выставляется напоказ, пытается снова и снова заставить Дэймона признать то, о чём тот предпочитает не знать, не чувствовать, не вспоминать. Каково быть человеком.

Бедный глупый Стэфан со своими детскими и наивными идеалами сто пятидесятилетнего вампира, так и оставшегося подростком. Дэймон даже и не подозревает, как ему на самом деле повезло. Хотя то, что он поступает так именно со зла, из-за затаённой давным-давно ненависти, а не бури гормонов, говорит не в пользу старшего и когда-то даже любимого старшего брата. Родная кровь держит их на расстоянии, и она же гонит их друг за другом, заставляя обжигать пятки впереди идущего.

Из Дэймона вышел первоклассный, непревзойденный охотник.

Он лучше кого бы то ни было умеет загонять жертву в угол. Недаром, когда сам Стэфан прозябал вместе с отцом в имении близ леса, Дэймон учился и охотился на лис и волков в компании такой же блистательной молодёжи, полной патриотических идеалов. В этот раз такой западнёй, силком, из которого рвись не рвись – не выберешься, для них обоих стал Мистик-Фолс, а Елена – хищной, но прекрасной мухоловкой. Прекраснее и опаснее была только Кэтрин и они бегали за ней, как ручные пудельки за то ласковой, а то жестокой хозяйкой, тявкая ей вслед. Никудышные вампиры.

– Дэймон, – Стэфан едва не дрожит от ярости. Клыков пока не видно за плотно сжатыми губами, но ногти уже впиваются в ладони до боли. Вмиг наполнивший комнату запах железа и собственной крови отрезвляет, разгоняя вставшее перед глазами красное марево. – Не смей.

Дэймон же даже носом не повёл – и впрямь не почуял? – только взгляд стал из просто пронзительного торжествующим. Не почуял, но догадался.

– Ну почему же, братец? – оглянулся тот на брата. – Мне кажется, Елена имеет право сама решать, кого ей выбрать. Вампира. Или че-ло-ве-ка. Разве ты так не считаешь?..

Елена всё молчит и Стэфан надеется, что её затянувшееся молчание можно списать на шок и обескураженный вид. Кулон с вербеной она сжимает по-прежнему крепко.

Слыша и слушая два одинаково колотящихся сердца, он понимает, что, возможно, только что пропущенный им удар был смертельным.

ЧАСТЬ III. ПОГАСНУТЬ - АПД от 13.02.2011

ЧАСТЬ III
ПОГАСНУТЬ

Зак давно мёртв, убит Дэймоном в подвале их дома, и Стэфан не может отделаться от понимания – это его вина. Вины слишком много, в ней можно было бы утонуть и не выплыть, не будь он вот уже сто пятьдесят лет как мёртв. Каждый раз глядя на безразлично цедящего разбавленный кровью (вторая положительная) коллекционный коньяк брата, он вспоминает тот последний день, когда солнечные лучи, ещё недавно незаметно ласкающие, внезапно стали жечь кожу калёным железом. Именно в тот день, из глупого детского страха остаться совсем одному, он и сделал то, чего Дэймон так и не смог ему простить. Как сильно он жалел об утраченной человечности? Глупый эгоистичный младший брат, собственный руками создавший чудовище и теперь отчаянно мучающийся этим. Дэймон стоит прямо перед ним, весь в чёрном, как всякое уважающее себя создание ночи из фильмов ужасов. Что или кто мог бы заставить его так измениться, раз теперь ангелочек на его правом плече выглядит таким потрёпанным от непривычного труда? Не нужно ни искать, ни долго думать над этим: Елена тоже стоит рядом.

Стэфан с шумом втягивает пропахший старой древесиной и лаком воздух и чует едва различимый, совсем тонкий даже для его обоняния, изысканно сладкий, как аромат только что распустившегося цветка, запах вербены.

Стэфан не какая-нибудь муха, он даже не человек, но и как всякое насекомое, он, ведомый своими ощущениями, летит прямо в ловушку, не подозревая о поджидающем его печальном конце.

Елена – идеальная мухоловка. Дэймон же, в отличие от неё даже не скрывает ощерившейся зубами пасти. Очень благородно с его стороны. Стэфан хотя бы точно знает, с кем имеет дело, не заблуждаясь на его счёт. Елена другая: искренняя в своих чувствах к нему, она лжёт в своих мыслях. Дэймон не лжёт ни в чём, он ненавидит – и искренне, он действует – без оглядки, редко когда думая о последствиях. Он вряд ли когда-нибудь захочет и будет готов это услышать, но именно этим он так похож на отца.

– Ну так что ты скажешь на это? – прямо глядя на девушку и будто невзначай держа руку у сердца – живого и бьющегося! – того самого сердца, звук которого вторил биению сердца Елены и не давал покоя Стэфану, – спросил Дэймон. Сердце, которое ему хочется остановить.

Наверняка за всеми его сегодняшними словами есть и второе, и третье дно, но Стэфану причиняет боль уже и первое.

Елена, и Дэймон перед ней, как удав, взглядом парализовавший волю кролика и разговор с ним – как игра в покер, когда заведомо известно в чьём рукаве притаился джокер.

Стэфан не может выбрать – не хочет выбирать. Не такой ценой. А и правда, кого при таком раскладе выберет Елена?

Внутри всё скручивается узлом от дикого холодного напряжения, холодным камнем ложится на влюблённое, но ещё более холодное сердце вампира, когда та, преодолев разделявшие их стеной несколько шагов, дотрагивается до лица Дэймона. Родная ладонь ласково скользит по гладкой щеке. Тот не закрывает глаз, наслаждаясь нечаянной лаской, но склоняет голову к напряжённой ладони. Тонкий ободок колечка легонько царапает щёку, оставив быстро побледневший след.

…Так кого же выберет Елена?

Осталось только одно. Узнать ответ.

Стэфан не помнит ни одной минуты, которая была бы столь же тяжела и длинна как эта. Кажется, от испуга у него даже тоже начинает биться бесполезное, но не бесчувственное сердце.

Рука Елены скользит шёлковой лентой из ладони Дэймона и она качает головой, отступая назад. Стэфан не видит лица брата – тот стоит вполоборота, но – что важнее – он видит лицо Елены и на нём нет сожаления.

– Прости, Дэймон, но я выбрала ещё когда узнала, что Стэфан вампир. И после всего, что было, я не стану отказываться от него ради кого-то ещё, будь то вампир или человек.

«Или ты», – звучит невысказанное.

В её голове больше уверенности, чем когда-либо было у Стэфана и взгляд у неё прямой и искренний.

– Ну а ты что скажешь? – пропустив момент долгого и томительного молчания, оборачивается к брату Дэймон. А тот даже и заметить не успел, когда он повернулся к нему. Будь Стэфан человеком, он поседел бы уже за один сегодняшний день. Впрочем, будь он человеком, и он бы уже лет сто как умер. По примеру Дэймона, Стэфан ищет во всём свои плюсы.

– О чём ты? – хмурит брови Стэфан, сжимая руку Елены. Так он тоже чувствует себя уверенней.

– Ну, – кривится тот, – считай, что сегодня я решил подработать Санта-Клаусом. Так что выберешь ты: остаться вампиром или стать человеком?

– Ты блефуешь, – твёрдо заявил Стэфан. На искреннее признание он и не рассчитывал, но добился только смешка да приподнятых бровей.

– Уверен? Готов рискнуть недолгой, но счастливой жизнью с Еленой и кучей гипотетических детишек?

– Да.

Нет.

– Ну, если так, то тебе всего-то и надо что попробовать внушением заставить меня рассказать о том, где я спрятал волшебное антивампирское средство, – сделал страшные глаза Дэймон. – Увы, это у тебя вряд ли получится. Не одна Елена тут накачана вербеной.

У Елены напряжённое лицо и бескровные губы, будто её уже всю выпили, а он и не заметил. Стэфан сглотнул. Наверное, будь у него живое сердце, как у Елены и Дэймона теперь, оно бы колотилось как сумасшедшее.

– Ладно. Чего ты хочешь взамен? – признавая поражение, выдохнул он. Улыбка Дэймона, на мгновение дрогнув, стала ещё решительней.

Стэфан наизусть знает все улыбки Дэймона, он изучил, как невесом и лёгок шаг и как вкрадчивы его движения, когда он выбирает себе жертву. Когда-то он как преданный страж следовал по следам созданного им же чудовища из штата в штат. Да здравствует Америка. Он не уборщик и никогда не прятал чужие трупы. Дэймон не дурак, он тщательно заметал за собой следы, прежде чем покинуть очередной город и так из года в год. Это как в детстве, когда Стэфан находил запрятанные им игрушки. Только теперь игрушки иные, да и они давно уже выросли из игр в войнушки оловянными солдатиками, но так и не научились делиться.

– Видишь ли, братец, так уж вышло, что в отличие от тебя, в мои планы не входит трудиться на благо общества и умереть через шестьдесят лет чокнутым стариканом, так что всё, что от тебя требуется – снова сделать меня вампиром.

Стэфан отшатнулся от брата, как от прокажённого.

– С ума сошёл? Нет!

– Ну, на нет и суда нет, – миролюбиво, что было совершенно не в его характере, заметил Дэймон и отступил в сторону. – Уверен, желающие помочь всегда найдутся.

И тут он прав. За исключением того, что большинство, прослышав о том, что Дэймон Сальватор, за свои сто пятьдесят вампирских лет немало кому успевший насолить, стал человеком, с удовольствием перегрызут ему глотку, не озаботившись о том, чтобы до этого напоить его своей кровью.

Стэфан чувствует себя вампиром, Елена – игрушкой, а Дэймон – победителем.

Стэфан смотрит на так и замерших, будто безмолвно разговаривающих друг с другом – жестами, взглядами – двух самых дорогих ему людей, и пытается представить, каково это будет: снова стать человеком.

Перед глазами стоит тёмная, порочная красота Дэймона и даже Елена сейчас кажется похожей на Кэтрин не только внешностью – мимолётная ошибка, а перед внутренним взором раскрывается, утопая в зелени и солнечном свете их с Еленой дом. Не мрачное, многое повидавшее поместье Сальваторов, в котором он слишком много прожил вампиром и слишком мало человеком.

Он видит Елену в белом платье, улыбающуюся ему и чувствует приятную тяжесть висящего на шее кольца – как символ и напоминание. Не то чтобы ему когда-нибудь удалось бы обо всём забыть. Эта картина почти идеальна и единственный красный цвет в ней – крупные горошины на платье Елены.

Рядом с кустами малины – ещё одно красное пятно – заседает Дэймон. Стэфан слышит его смешок. Но в этой несбыточной утопии даже он счастлив: довольному голосу вторит хрипловатый женский смех. Жаль, Стэфан не видит её лица: было бы интересно узнать, кого его подсознание считает подходящей партией для Дэймона.

Утопия. Совершенный, идеальный мир без вампиров, от которого он может отказаться и который, наоборот, может приобрести всего лишь согласившись на предложение Дэймона и сделав то, что и так заключено в его природе.

Всё просто. На самом деле препятствий и нет, мешает только одно: уже прозвучавшее «пусть решает Елена» и сомнения о том, как она же отнесётся, если сейчас он фактически убьёт своего брата. Человек, когда-то бывший живым мертвецом. Он хочет стать таким же. Хочет той нормальной жизни, ради которой и вернулся в родной город. И пусть круг замкнётся.

– Откуда ты взял это средство? – как зачарованный не сводя взгляда с мелькнувшего, поманившего и тут же спрятанного обратно в широкой ладони брата бутылька, спросил Стэфан. Бастионы – те, которые он сам и возвёл, раз за разом убеждая себя в собственной человечности, падали одна за другой под напором брата.

Тот пожал плечами.

– Должны же и у меня быть свои секреты.

– Зачем ты это делаешь, Дэймон? – стоя уже совсем рядом и вслушиваясь в дыхание и биение сердца брата, отмечая мерное движение плотно обтянутой футболкой грудной клетки, напоследок решился спросить Стэфан, сам не заметив, как успел оказаться так близко.

Шея перед ним, как добровольно предложенный деликатес, манила и да – хотелось. Притянуть, провести языком по коже, смакуя её на вкус, прежде чем уже клыками впиться в артерию, где много – сладкой? кислой? какой? – крови. Другой и такой же крови Сальваторов.

Тот рассмеялся, будто зная это и намеренно откидывая голову чуть назад. Подставляясь.

– Неужели ты забыл, что я тебе говорил? Я намереваюсь превратить твою жизнь в ад, а если она станет короче, мне будет гораздо удобнее это сделать.

Дэймон бросил взгляд в сторону Елены. Кулон позабыт и вряд ли сознательно.

– Но только при условии, что она останется: по крайней мере, при ней ты не рискнёшь меня убить.

Стэфан считает себя в праве не отвечать на это.

– Слушай, мы и так оба знаем, что ты согласишься. Так что давай пропустим пару часов, в течение которых я буду вынужден тебя уговаривать, и сразу перейдём к главному блюду.

Стэфана неосознанно качнуло: он даже о людях избегал думать в таком ключе, смирившись с необходимостью пить животную кровь и перетерпев забивавшуюся каждый раз в рот шерсть и ещё долго остающийся на языке привкус зверья. Сейчас же Дэймон всё равно что сам назвал себя его жертвой. Этого не могло быть!.. Потому что… потому что просто не могло! Что бы Дэймон сейчас не говорил, он никогда не отличался склонностью к самопожертвованию, особенно если не видел в этом совсем никакой выгоды для себя. Так зачем Дэймону, неприкрыто наслаждающемуся мучениями брата в течение многих лет, делать для него ТАКОЕ? Лицо Елены светится счастливой грустью, и Дэймон, в своей извращённой логике прав, Стэфан не в силах отказаться от того, что откроется перед ним, если он согласится. И препятствует этому лишь его страх стать тем, кем он когда-то был, когда, будто дьявол-искуситель, привёл выбравшему смерть человеком брату жертвенного агнца.

Даже сейчас в доме слишком много монстров на квадратный метр, и для всех было бы лучше, если бы не осталось ни одного. Дэймон – всего лишь человек, и даже по сравнению со слабым по вампирским меркам Стэфаном, он слабее его десятикратно. Так почему бы силой не вырвать из него правду об этом мифическом и всё же существующем в реальности средстве?

Стэфана останавливает не присутствие Елены или ясное понимание, что именно этого Дэймон от него и ожидает. Стэфан чует бьющий по обонянию запах вербен, и… Дэймон слишком умён, чтобы рассчитывать на видневшийся из-под футболки кулон. Что ещё мог приберечь против вампира тот, кто сам не столь давно был таким же и прекрасно знает все слабости брата? Свою кровь, быть может? Стэфан единственный слышит всё, что происходит в этом доме. Ровно, почти в унисон бьются два человеческих сердца, и на фоне этого успокаивающего звука, в самом углу комода перебирая лапками, подбирается к запутавшейся в клейкой паутине жертве толстый, откормленный паук. Стэфану жалко эту несчастную муху, по собственной глупости угодившую в расставленные для неё сети.

Глупая муха. Глупый, глупый Стэфан.

Впиваясь клыками в беззащитно открытую шею – Дэймон понял как всё будет раньше его, Стэфан даже не заметил в какой момент тот успел избавиться от кулона, – и, придерживая правой рукой удобно откинутую голову, Стэфан чувствует, как скользит в расслабленное горло горячая пьянящая дурная кровь Сальваторов, и думает, что в принципе нет ничего удивительного в том, что и в этом Дэймон его обманул.

Он кусает второй раз, погружаясь ещё глубже.

Клыки вспарывают тонкую кожу между шеей и плечом. Хлынувшая в рот кровь горчит от его последних слов, но уже через мгновение все мысли сметает волной взбесившихся вкусовых рецепторов. Стэфан притягивает брата ближе, не ощущая, как слабеет хватка его пальцев на плечах. Кровь Сальваторов как божественный нектар, он чувствует в ней пряность индийских специй и пузырьки шампанского, щекочущие нёбо, и никак не может распробовать и насытиться.

Она сладкая, немыслимо сладкая, словно Дэймон, как дойная корова, которая для получения самого лучшего молока, пасётся только среди зарослей клевера. Так и Дэймон – только вторая положительная и никак иначе. В этом у них со Стэфаном одинаковые предпочтения.

Дэймон почти без сознания и, глядя на запрокинутое лицо брата, Стэфан видит мутную белую полоску, едва видную из-под неприкрытых век. Всё ещё притягивая к себе того за плечи, и проигрывая в борьбе самому себе, он чувствует совсем слабый, едва ощутимый из-за поглотившей его жажды, толчок в ребро. Не втягивая клыки, не смея оторваться от нектара, и продолжая судорожно глотать, краем глаза он видит в почти разжавшихся от слабости пальцах тёмный пузырёк.

Дэймон держит слово.

Стэфан же не может нарушить своё. Резко полоснув клыками по собственному запястью, он поит брата кровью, как мать новорожденного младенца грудным молоком. Старые инстинкты никуда не делись: Дэймон сразу же делает глоток, как только он подносит окровавленную руку к его губам.

Мысль, что можно было бы просто дать брату своей крови и быстро и безболезненно свернуть ему шею приходит слишком поздно. И, уж себе-то можно в этом признаться, чувствуя спиной испуганно-напряжённый взгляд Елены, Стэфан не представляет, как можно было бы от всего этого отказаться.

Он отрывается от всё ещё манящей и полной вкуснейшей крови шеи Дэймона – находит в себе силы – до того, как Елена делает шаг, чтобы сделать это сама. Стэфан всё равно чувствует себя пьяным, привалившись к стене глядя на то, как она пытается найти пульс у того на запястье. Сердце Дэймона не бьётся, в голове сумятица, а он может только снова и снова облизывать губы, чтобы почувствовать ещё раз вкус той крови.

Он смотрит на Елену, взволнованно откидывающую на спину мешающиеся волосы, на то, как выгибается на полу перед ней Дэймон, синими губами хватая воздух, и, прежде чем сомнения обуревают его с новой силой, откупоривает надёжно запечатанный пузырёк и делает глоток.

В последние мгновения своей жизни вампиром Стэфан смотрит на Елену и всё ещё дрожащего от слабости Дэймона, глядящего на него чёрными, разгорающимися новым огнём глазами, и думает о греческих мифах и иронии. Он надеется, что сделал правильный выбор.

THE END

Подарки, подарочки...

запись создана: 20.11.2010 в 11:06

@темы: Vampire Diaries, я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, кактус редкостно колючий, садо-мазо и прочие девайсы (с), мой фанфикшен

---

Сгорая и возвращаясь, часть II

Название: Сгорая и возвращаясь
Автор: Светлячок
Бета:  Koryuu
Рейтинг: PG-13
Тип: джен
Жанры: adventure, action, drama, angst.
Предупреждение: AU (относительно событий после 5.18. Point of No Return), OOC, намёки на слэш, но не винцест, псевдо-deathfic! Относительный хэппи энд.
Персонажи: Дин, Сэм.
Персонажи второго плана: Кроули, Кас, Бобби, Анна, Захария и другие ангелы, демоны и люди.
От автора: Это история о новых приключениях братьев Винчестеров в новых ипостасях. Куда может завести Сэма одиночество и неугомонный ангелок за левым плечом?..
Апокалипсис остался позади. Люцифер, ценой невероятных усилий и жертв, возвращён в своё узилище. Дин, вынужденный согласиться впустить в себя Михаила, удостоен величайшей чести, и после гибели наравне с другими ангелами допущен на Небеса, тогда как Сэм оставлен на Земле доживать отпущенные ему годы. Однако узы есть узы, и даже если в подопечном течёт кровь демона, ангел-хранитель всегда будет стоять у него за спиной.
От автора-2: фик написан в подарок на День Рождения Tani4.
Размер: определённо макси. А то я себя не знаю.
Примечание: в качестве эпиграфа к частям использованы тексты молитв: молитва мытаря (часть I); молитва об усопших (часть II); молитва Господня (части III-IV и эпилог).
Статус: в оживлённом процессе (планируется пять частей и эпилог).
Арт к фику в исполнении  First Symptom можно посмотреть здесь.
Часть 1. В РАЮ ИЛЬ НА ЗЕМЛЕ можно найти по этому адресу.

ЧАСТЬ II
АНГЕЛЫ И ДЕМОНЫ

ЧАСТЬ II
АНГЕЛЫ И ДЕМОНЫ

Упокóй, Гóсподи, дýши усóпших раб Твоúх: родúтелей моúх,

срóдников, благодéтелей, и всех правослáвных христиáн,
и простú им вся согрешéния вóльная и невóльная,
и дáруй им Цáрствие Небéсное.

Дело сделано, и теперь можно вернуться к обыденной жизни не рядового демона. Первым делом Кроули проверяет список пропущенных звонков – нескольким он даже перезванивает, а потом идёт ужинать в ресторан (разница во времени, ничего не поделаешь) – деловая встреча, плавно и незаметно перетёкшая в страстную ночь до самого рассвета. Суть всех демонов – порок и разврат, вложенные в них их создателем. Люцифером. По образу своему и подобию. Поэтому кому как не демонам знать, чем мог окончиться приход Светозарного к власти в Аду, Раю и на Земле.

Демоны живучи. Они прошли через огонь, воду и медные трубы. Они жадны и рвутся, грезят недостижимым Раем. Кроули другой. Он предпочитает творить свой собственный Рай, здесь, на Земле. Милая планетка, интересные, ещё более жадные и порочные, чем демоны людишки, и статус, после того как он вовремя подсуетился с Люцифером, взлетевший едва ли не до тех самых Небес.

Кроули знает себе цену – её даже нет смысла набивать. Апокалипсис отгремел, а сделки так и сыплются на него со всех сторон, даже не отдохнуть по-человечески. Такие ночи, как эта, редкость в последнее время, даже демоны могут устать, если носиться по каждому зову. Благодаря совместным стараниям ангелов и человеческих охотников на нечисть, в том числе и «семейному бизнесу» Винчестеров, в Аду осталось не так много высших демонов. Мертвы Азазель и Лилит, убиты Аластар и Самайн, снова крепко заперт на засов Люцифер. Их, высших, осталось немного, но те, что успели вовремя осознать грозившую им опасность и залечь на дно, чтобы потом подняться и отомстить за былое унижение, сплотились и стали сильнее.

У Кроули своё место за этим круглым столом бахвальства, самодовольства и обмана. Замкнутый, насквозь порочный круг. Он не один из многих, он единственный, пусть и не уникальный. Как бы ни невелико было их число, всё равно нет никого, кого нельзя было бы заменить, поэтому, высмеивая, оскорбляя и тайком срывая планы и сделки друг друга, они осторожничают даже больше, чем прежде. Грызня за высшую ступень в их эволюции.

Король мёртв! Да здравствует король!

Ангелы позаботятся о том, чтобы Люцифер провёл в своём узилище ближайшие несколько тысячелетий, так что Кроули планирует править долго и со вкусом, а когда надоест – ещё дольше смаковать послевкусие власти. Это как старое вино или хороший секс: всегда хочется ещё.

Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной – кто ты будешь такой?..

Мало кто из демонов – тем более из тех, кто занимают высшую ступеньку в иерархии Преисподней – помнят о том, кем они были в прошлом, потому что вся их сила, всё, чем они существуют, выжжено, вырезано в них, впечатано в память скрежетом зубовным взамен того, от чего кто из них отказался сам, а кто утратил против воли.

Кроули, увы, не такой. Он помнит и исколотые тупой иглой пальцы, изо дня в день всё более сварливый голос тощей, как вобла, жены с лошадиным лицом, собственный прилипший к рёбрам живот, и тяжёлую почти смерть, когда каждый вздох, казалось, заставлял лёгкие выворачиваться наизнанку, булькая в горле густой венозной кровью.

Возможно, что-то из того времени ему и позабылось – уж лучше бы всё, – выжженное, выскрипевшее на зубах прогорклой пылью ненужных тому, кем он стал, воспоминаний.

Но то, что он помнит, это скорее минус к его нынешнему шикарному существованию. Он пьёт дорогой коллекционный коньяк как минимум тридцатилетней выдержки, чтобы заглушить преследующий его вкус жидкой похлёбки из пойманной в чулане такой же полудохлой, как они, крысы, сваренной вечно чем-то недовольной супругой – он не помнит её имени. Зато он помнит ломоту в мышцах, страшную, сокрушающую боль в груди и жуткий, выворачивающий лёгкие наизнанку кашель. Он помнит, как, несмотря на головокружение и резь в постоянно красных от бессонницы глазах, работал с утра до утра, пока на восьмой день не слёг с лихорадкой, лишь ненадолго опередив жену и сына.

Моряки и купцы из Каффе привезли с собой страшную весть из охваченной ужасом Европы. Чёрная смерть. Так охваченные паникой жители назвали то, что почти подчистую выкашивало их города, не щадя никого. Только они позабыли упомянуть, что горожане Мессины сами изгнали заражённых моряков, не дав им войти в порт, и также покинули поражённый болезнью город. Так, вслед за Парижем и Лондоном, преодолев океан, эпидемия пришла в Абердин*.

Страшный диагноз и приговор: чума, обрёк их всех на быструю и мучительную смерть. Слёгший позже всех, их сын сгорел раньше, так и не очнувшись после тяжкого, полного бреда и стонов забытья.

Ещё он помнит смутно – и он благодарен за эту милость – узкие улочки городских окраин и вонь разложивших трупов. Помнит выбоины на мощёной камнем дороге и кособокую деревянную повозку, куда его сгрузили, посчитав мёртвым. Помнит, как глядел в синее, будто ничего не случилось, безоблачное небо и жаркое солнце. Помнит, как умирал, задыхаясь от смрада трупов и собственного человеческого тела, а слетевшиеся вороны подбирались всё ближе, постепенно теряя страх перед человеком и пробуя твёрдым клювом отравленную болезнью плоть.

Помнит, как, отринув и тут же забыв собственное имя, взял в руки нож и не узнал лица той, что когда-то была его женой. Помнит, каким наслаждением для него были её проклятия, вскоре сменившиеся одним бессвязным воем.

Кроули встречал её позже, богобоязненную и суеверную стерву. Злобную волчицу, ещё в свою бытность человеком догадавшуюся набросить овечью шкуру. Устроить так, чтобы именно ей перепало донести до сведения Винчестеров о том, где шавки Азазеля держат блудного папашу Джона, оказалось до смешного просто. Прощай, прощай. Вот бы ещё вспомнить её имя… Лишнее. Мэган.

Как забавно всё началось и закончилось…

Мироздание Фергюса МакЛауда рухнуло в одно мгновение задолго до этого.

...Только что были пляски, смех, жаркое, прижимающееся к нему томное тело дочки пастора и завистливые взгляды друзей. Был поздний вечер, новолуние, опиравшийся на его плечо вусмерть пьяный Гавин**, поворот в узкий переулок, чтобы скоротать неблизкий путь до дома, быстрый топот и шарканье ног за спиной. А потом – лязг металлической трубы, ударившей совсем рядом и оставившей после себя глубокую выбоину в стене дома. Было брызнувшее в стороны кирпичное крошево, оставившее на щеке глубокие царапины, грубый гогот и ножи в руках нападавших. Были уговоры, просьбы и угрозы в ответ. Были пустые карманы и ни единого завалявшегося в них цента. Были злоба и обвинения. Были грабители и два свидетеля, а даже во времена средневековья тем редко удавалось прожить дольше. Всего лишь ученик портного, он не умел драться: был пропущенный удар в скулу и осветившие ночь вспыхнувшие перед глазами звёзды. Был приласкавший рёбра тяжёлый ботинок.

Тогда у него ещё был брат. А потом… Был вонзившийся в чужую спину нож, который был предназначен ему. Была стекающая по холодным рукам горячая кровь и крики на помощь, которые никто не захотел услышать. Были широко распахнутые глядящие на него глаза и обмякшее в его руках тело. Был родившийся в сердце и прокатившийся по горлу дикий вопль, спугнувший вдруг растерявших задор убийц.

А потом его не стало. Ненадолго.

Старший брат, так бездарно продавший душу за младшего. Разве не знакомо? Наверное, именно поэтому он так прикипел душой, ладно, просто привязался к Винчестерам. Потому и, когда звякнул звоночек вызова, самолично отправился посмотреть и позлорадствовать над страданиями охотника. Он с человеческой дотошностью в точности выполнил указание Азазеля, отмерив старшему Винчестеру всего один год. От собственной щедрости воротило ещё долго, пока не пришло время пустить псов по следу. Ему самому повезло куда меньше.

Тогда, в оставшемся далеко в прошлом 1339-м, в подворотне, не видя ничего не из-за застлавших глаза слёз, а из-за вдруг сгустившейся для него темноты, и думая лишь о том, что смерть забрала не того брата, он не услышал тихой крадущейся поступи. Святой отец в их церкви говорил на проповедях, что Господь милостив и нужно лишь истово помолиться, чтобы тот услышал. Он молился, видит Бог, он молился. Запинаясь и срывая голос, кричал в небеса, сжимая в объятиях холодеющее тело, чтобы не отнимали, чтобы забрали его, что у него нет никого дороже брата, а у того – трое детей.

Его услышали. И пришли. Но не оттуда.

Незнакомец был не по-здешнему красив: сочувственная, насквозь фальшивая улыбка, аккуратная бородка – работа дорогого цирюльника, добротный кафтан и звонко отбивающие каждый шаг сапоги. И как не услышал их раньше?

Он поверил: а что ещё оставалось? Молиться? Проклинать? Мстить? Незнакомец дал ответ: продавать. Сделка. Душа, десять лет как бонус и то, что у него уже есть, но о чём он ещё не знает. Он смеялся тогда, потому что не имел ничего, кроме дома с прохудившейся крышей, работы, за которую ему едва платили, и жены, боящейся слово поперёк сказать. А та была беременна. А он сказал «да». Отец, продавший две души оптом: свою и своего нерожденного сына за жизнь младшего брата. Что может быть правильнее? Что может быть греховнее? Он не знал – не оправдание.

Никто прежде не целовал его так до этого дня: ярко, напористо и бесстыже, раздвигая языком губы, вторгаясь и властвуя. Ни богобоязненная жена, по ночам покорно, как подобает, отдававшая своё податливое тело в его распоряжение и не издававшая ни звука, а по воскресеньям замаливавшая перед Господом грех подверженного плотским желаниям мужа. Ни портовая шлюха, вытворявшая своим грешным ртом такое, о чём он сам никогда бы не осмелился заикнуться жене.

Там, ночью, стоя на коленях перед телом брата и невольно подаваясь навстречу, отвечая на поцелуй склонившегося над ним чужестранца, Фергюс МакЛауд сделал первые шаги на пути становления тем, кто несколько столетий спустя заявил о себе как о Кроули – весьма предприимчивом демоне перекрёстка, стремительно отвоевавшем себе титул короля Преисподней.

А тогда он просто отвечал на поцелуй, всё больше распаляясь и не помня ни о том, что целует мужчину, ни о том, что стоит в луже крови ещё не окоченевшего тела младшего брата. Забывшись, он потянулся было вперёд, чтобы притянуть к себе ещё ближе, продлить эти новые, незнакомые до этого ощущения, и недовольно простонал, когда незнакомец с тихим, передавшимся ему смешком, отстранившись, разорвал поцелуй.

– Какой энтузиазм, – задержав взгляд на припухших губах, забавляясь, улыбнулся тот. – Такое старание заслуживает поощрения. Пожалуй, дам тебе ещё месяц сверх десяти лет. Тогда и свидимся.

Он не успел ничего ответить, да ответ и не был нужен: изнеженные, незнакомые с тяжёлым физическим трудом пальцы на прощание мазнули по щеке, и в тот же миг Гавин простонал и зашевелился, силясь подняться с холодной земли.

А потом пришлось помогать ему встать, тайком вытирая окровавленные руки о холщовые штаны и прижимая ледяные ладони к полыхающим щекам.

Они вернулись домой оба, но в ту ночь Фергюс впервые отослал жену в комнату, сказавшись усталым и в который раз предпочтя не заметить промелькнувшего на её лице облегчения.

Осознание того, что он наделал, пришло нескоро – и не с вестью о будущем ребёнке, а когда взгляд с упругой груди жены стал соскальзывать на крепко сбитые, перевитые жгутами мышц тела и узкие бёдра лихо отплясывающих моряков. Что бы с ним не сделал незнакомец, оно набирало обороты. Желания, прежде даже не осознаваемые, теперь приходилось сдерживать – и каких усилий ему это стоило! Казалось бы, проще выколоть себе глаза.

После рождения сына, названного Мэган в честь брата – человека, значившего для него больше всего и невзначай всё уничтожившего, он начал подолгу ночами сидеть в темноте, вглядываясь в пухлое, спокойное личико.

Вскоре, не зная, что предпринять, он начал искать ответы в книгах. Всего лишь портной и сын портного, он не был обучен грамоте, и по вечерам, в свете огарка свечи, обрадованная его интересом и усердием к Библии Мэган – дочь поварихи губернатора города – тихим одухотворённым голосом зачитывала и объясняла, как учили в церкви, высшее значение слова Божьего. На то, чтобы научиться читать самому, ушёл не один месяц. Книги стоили безумно дорого, и он хватался за любую работу, чтобы хватило денег на ту, в которой, возможно, как он надеялся, мог найтись ответ на мучивший его вопрос: с кем он заключил сделку?

Когда отпущенный ему и Гавину срок перевалил за половину, он нашёл ответ – едва избежав пристального внимания Инквизиции. Ответ, но не выход. И, Боже, что же он наделал?! Только вот поздно было просить о милости и прощении. Ему не было места даже в Чистилище, только адское пламя.

Как иронично. Он умер прежде, чем пришёл срок и адские псы заскреблись в дверь их дома. Но от Ада не убежишь.

Кроули хотел бы спросить у Дина, поступил бы тот так же, если бы знал, что его ждёт в Аду. Стоила ли того жизнь брата? Сам он на этот вопрос давно уже не может ответить. Он не знает другого будущего и был бы не против забыть прошлое.

Демоны не бесчувственны и не безэмоциональны, просто Ад извратил и вывернул наизнанку всё то, что они чувствовали в момент своей человеческой смерти, и, разумеется, всё, чем он наделил их взамен, греховно изначально. Собственные голод, жажда и боль сменились чем-то иным и не менее разрушительным. Кроули знает свои грехи и скрупулёзно подсчитывает: каждый из них для него на вес золота.

Каждый вечер каждого воскресенья он идёт в казино: Лас-Вегас, Монте-Карло, Багамы или Макао. У него большой выбор дорог, и он нисколько не стеснён в средствах. Вязкий привкус мартини на кончике языка, упругая приторно-сладкая вишенка, скрывающие глаза и слишком нечеловеческую похоть в них зеркальные солнечные очки и постоянные ставки ва-банк. Он играет по-крупному и не проигрывает, он пьёт коктейли и предпочитает «секс на пляже» – бармен это уже знает, и всё равно не пьянеет. Люцифер мёртв, а у Кроули полно работы и ему скучно.

Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной – кто ты будешь такой?..

И то, и другое. Если можешь – бери, и он берёт: когда силой, а когда хитростью. Ад огромен, и весь он рано или поздно будет принадлежать ему, а потом, возможно, придёт время расширить границы и шагнуть в неизведанное.

Воскресенье уже сменилось новым понедельником, а он вместо того, чтобы развлекаться, полдня проработал мальчиком на побегушках у Бога. Как низко можно пасть по собственной глупости, хотя, казалось бы, куда можно пасть ниже Ада?.. Господи, может, ты знаешь, а?

Его измотавшийся за ночь любовник ещё спит, развалившись на пошлых матово-чёрных шёлковых простынях, спрятав лицо в сгиб локтя. Было неплохо, а Кроули не чёрная вдова, чтобы убивать каждого своего любовника после секса.

В одиннадцать он всё-таки встаёт, одевается и идёт выпить чашку капуччино с пирожным – да, он большой Босс и может себе позволить немного расслабиться. Даже у демонов бывают выходные. Его расписание на понедельник составлено секретарём загодя и чётко расписано по минутам, так что следующие несколько часов ему хочешь – не хочешь, а приходится трудиться во имя упрочения собственного авторитета и на благо весьма требовательного и взыскательного общества. В последние месяцы и то и другое уж очень тесно связаны.

К 16:00 на его губах остывает последний на сегодня поцелуй знойного калифорнийского красавчика-мачо, возжелавшего известности и получившего её, в кармане лежит скомканная салфетка с номером официантки из кафе у обочины дороги одного из перекрёстков, которую он намерен выбросить в первый же мусорный бак. А что? Даже демоны заботятся об экологии, проникнувшись развёрнутой европейцами рекламной кампанией.

А ещё – приятное завершение хорошо начавшегося дня – к его личному счёту прибавилось несколько сверхудачных сделок и парочка бонусных, стребовать которые адские псы отправятся не через десять лет, а значительно раньше. Вот что значит профессионализм.

А теперь всё это – весь статус и богатства, которых он достиг благодаря непрерывной работе и столетиям интриг и обмана – всё зависит лишь от успеха одного-единственного дела. Знал бы, чем для него обернётся утро на Таити, сам бы предпочёл пекло. Но кто ж мог знать? Разве можно было предвидеть, что ему, тому, кого привечает любой перекрёсток, не удастся оторваться от преследователя даже на своей территории. Ну, неудивительно, в общем-то, но из всех загорающих на пляже привлечь к себе внимание именно архангела с замашками циркача… Кроули сказал бы, что это судьба, но даже он не настолько сильно пал, чтобы добровольно связываться с пернатыми. Другое дело – работа. Тем более та, от которой нет возможности отказаться.

Если бы сразу повнимательнее пригляделся, сколько неприятностей и проблем можно было бы избежать. Не узнать Габриэля, проходящего в его личной картотеке под кодовым именем «Локи», мог бы только слепой или идиот. У Кроули были все основания полагать, что он не относится ни к тем, ни к другим, и не будь он столь падок на сексуальные человеческие тушки… Если дело выгорит и он выживет, будет ему уроком: впредь наводить справки, прежде чем положить на кого-то глаз. И лучше поручить это секретарю. Немому. И глухому.

Теперь поздно отступать. Карты розданы, и на данный момент у него на руках не самая лучшая комбинация, тем более что он самолично отдал свой джокер противнику. Впрочем, с такой картой есть три исхода: либо он выиграет, либо проиграет, либо, как обычно, Винчестеры перевернут стол и смешают все карты.

Кроули непривычно играть на чужом поле: обычно он сам сдаёт карты, передёргивает, прячет козырный туз в рукаве и держит джокер на примете. Ему куда привычнее и естественнее дергать за ниточки самому, чем быть чьей-то безропотной марионеткой. Даже марионеткой Бога. Возможно, здесь уместнее сказать: «тем более».

Он обвёл вокруг пальца многих своих сородичей и оставил ни с чем ещё больше охотников. Он обыграл самого Люцифера, возвращения которого многие и ждали, и боялись, – то тут, то там подбрасывая Винчестерам крошки хлеба. Винчестеры, как сказочные Ганзель и Грета, послушно следовали оставляемым для них следам.

Возможно, теперь, когда в Аду не осталось достойных его противников, пришло время для его самой крупной игры.

Партии покера с Богом.
ПРИМЕЧАНИЯ:
* Графство в Северной Шотландии, мысом Кипнайрд выходящее в Немецкое море. Я немного исказила факты: в Абердин чума пришла в 1647 году, а в первый раз она обрушилась на Шотландию в декабре 1349 года.
** Фергюс (с шотланского) – в прямом смысле это мужское имя означает: «человек силы».
Благодаря серии 6х04 нам известно и прижизненное имя Кроули, а также место, где он жил – Канисбей, Шотландия, и год смерти – 1661-й. Так что я добавила ему пару столетий, ничего, не женщина, чтобы жаловаться.
*** Гавин (с шотланского) – «белый ястреб».

* * *

Никто не обращает внимания на новых посетителей, когда тоненько звякает колокольчик на входной двери. Кроме новой официантки, только-только окончившей школу и ещё надеявшейся встретить однажды своего принца, но и та вскоре понимает, что здесь ей ловить нечего, и поэтому, когда она подходит к облюбованному ими столику, улыбка на её лице исключительно профессиональная.

Ну, тех это и не заботит: они едва ли обращают внимание на её присутствие, только тот, что постарше, быстро надиктовывает заказ. У него красивый, басовитый голос и необычный в этих краях забавный акцент. Британи запоминает его лишь потому, что он ужасно коверкает слова, и в итоге она в свой первый же рабочий день напортачивает с заказом.

Тому, что постарше, примерно под сорок, у него грубоватое лицо, короткая военная стрижка, щетина, открытый и честный взгляд. Так она будет позже описывать его полицейским, разыскивающим каких-то преступников. «А ещё он очень бледный, и от него пахло алкоголем», – подумав, добавит она впоследствии к своим словам. Ей будет очень жалко красивого парня на показанной копами фотографии. Наверное, он мог бы быть её принцем.

Британи всего шестнадцать и она блондинка и по цвету волос, и по сути. Она, как и все девочки, мечтает выйти замуж за красавца-богача и уехать в большой город. И, наверное, будь она повнимательнее, от неё бы не укрылось, что старший посетитель совсем не пьян и что он как-то по-особому бережёт правую руку и, несмотря на то, что явный правша, держит кофе в левой.

Британи всего шестнадцать и у неё впереди вся жизнь. Она много мечтает и грезит о муже, деньгах и большой сцене. Но вместо этого ей суждено перебить ещё немало тарелок, дважды развестись, сделать аборт и к тридцати одному году понять, что от мужчин одни беды и не в деньгах счастье. Британи ещё поумнеет.

Второй посетитель помоложе, но его лица ей разглядеть не удаётся – тот сутулится и всё время смотрит в окно, легко избегая назойливого девичьего взгляда.

«Но он определённо красавчик, – поделится она предположением с копами, присоединившись к высказанному вслух мнению подруги, с которой они в тот день работали в одну смену. – Красавчик, и брюнет к тому же».

У Британи слабость к брюнетам.

«Красавчик и брюнет» ограничится салатом и котлетой, и хотя Британи специально проследит, чтобы Джонни – их повар – даже не вздумал плюнуть в тарелку, как тот частенько развлекается, он едва притронется и к тому, и к другому. «Нет аппетита, наверное», – решит краем глаза наблюдавшая за ними Британи.

– Кусок в горло не лезет, – хрипло прокомментировал выразительный взгляд напарника Дэвид, не прекращая задумчиво размазывать по тарелке расковырянную котлету.

– Неудивительно, – не отрываясь от приправленного какими-то необычными специями салата, хмыкнул второй охотник. – Когда на тебя так пялятся-то. Будь она постарше, я бы на твоём месте выкроил времечко, чтобы воспользоваться той подсобкой у чёрного входа.

Дэвид поморщился, не оценив неуклюжей попытки поднять ему настроение.

– Стэфан, мы только что убили человека. Ты в самом деле думаешь, что обычный трах это то, что мне сейчас нужно? – не сдержавшись, немного резче, чем собирался, спросил он. Впрочем, Коган, кажется, и не обиделся. Ну да, обидеть бывшего спецназовца не так-то легко.

– Слушай, я не знал Сэма Винчестера так, как ты, – отбросив простодушный вид и сразу сделавшись как-то неуловимо старше и жёстче, произнёс второй охотник, вытерев жирные губы салфеткой и отодвинув от края стола опустевшее блюдо. – Но я разговаривал с Гордоном Уокером до того, как тот сбежал из тюрьмы. Он был никудышным другом и совершенно не умел работать в команде, но охотником он был непревзойдённым. И всё равно плохо кончил, связавшись с Винчестерами. Гордон был уверен, что с младшим братом что-то не так. Через пару месяцев пошли слухи об их причастности к убийству Стива Вандела, но это как-то быстро замяли. А такие слухи не возникают просто так на пустом месте. Под Винчестеров, естественно, начали копать, и произошло это задолго до того, как они чуть не устроили Апокалипсис, выпустив демонов из Ада. Слишком много совпадений нашли, так что уж кем-кем, а человеком Винчестер точно не был… Ты же уже сталкивался с оборотнями? – невпопад спросил Стэфан и, дождавшись ответного кивка, продолжил: – Каким бы охотником не был Винчестер, рано или поздно, он, как и все твари, показал бы, кто он на самом деле. Да и не таким уж первоклассным, как говорили, охотником он оказался, раз позволил так легко себя убить. Я ожидал большего от Винчестера. Парень был почти легендой.

Дэвид невесело хмыкнул. Он и сам знал всё то, что сказал и мог бы ещё рассказать Стэфан: навёл справки и не одну бутылку пива опустошил за компанию с охотниками, прежде чем решился помочь Когану подобраться к слишком осторожному Сэму. Тот мало кому доверял, но вместе они проохотились почти полтора года и успели пару раз спасти друг другу жизнь, так что Дэвид, пожалуй, единственный, у кого был шанс покончить с ним.

– Ты кажешься почти разочарованным.

– Так и есть, – легко согласился тот. – Я ожидал большего. Его брат так просто точно бы не дался.

Неправильно чувствовать себя оскорблённым, если ты сам привёл убийцу в снятый Сэмом номер и лично представил его напарнику. Дэвид это понимал, но поделать с собой ничего не мог. Наверное, Сэм был прав, когда говорил, что охота – это не для него, но на этот раз ядовитая насмешка с примесью запоздалой вины в его словах была слышна отчётливо как никогда.

– Ну, по крайней мере, стрелял он неплохо, раз сумел продырявить тебя.

Стэфан бросил быстрый взгляд на шастающих по кафе официанток. Столики рядом были пусты, несмотря на середину дня, так что можно было спокойно говорить, не слишком заботясь о том, что их могут услышать.

– Не велика наука. Достаточно было знать, где я стою, а парня обучали с детства. И знаешь что, Дэвид… Ты хороший парень и, возможно, когда-нибудь станешь неплохим охотником, но вот мой тебе совет. Бросай это дело, пока не поздно. Может, Винчестер и был тварью сродни демонам, на которых охотился, но ты также был и его напарником.

Охотник напрягся.

– Хочешь сказать, что теперь из-за этого у меня могут быть неприятности?

– Нет, я не про то… Вряд ли кто из других охотников захочет доверить тебе свою спину, зная, что однажды ты уже сдал своего напарника. Никто за Винчестера тебе мстить не будет, за парнем только Сингер приглядывал, но и вряд ли кто ещё рискнёт доверить тебе свою спину, – Коган ненадолго замолчал, подбирая нужные слова. – Слушай, я не хочу тебя обидеть, может, охотясь с Винчестером, ты чему и научился, но в одиночку ты долго не протянешь. Лучше всего для тебя будет сейчас встать, сесть в машину и вернуться к обычной жизни.

Дэвид почувствовал, что закипает, и быстро сжал ладони. Ногти короткие и боли не чувствуется. Не отвлекает.

Здесь дело не в гордости. В понимании. В осознании того, что Коган, как истинный еврей, просто использовал его, единственную ниточку, которая, если её правильно раскрутить, могла вывести к цели. Он – ниточка – так и сделал, развесив уши. А теперь человек, откровения которого заставили его по иному взглянуть и на охоту, и на представленного ему охотником в кепке Сэма, не отказываясь от своих слов, практически прямо говорит, что никогда не считал его своим напарником.

Дэвид – сжатые в нить тонкие губы, мальчишеский вихор и морщины в уголках глаз и губ – не отвечает. В отличие от Сэма, Стэфан не знает, что возвращаться ему не к кому и не к чему. Рядом заливисто смеётся блондинка Британи, отвратительно похожая на женщину, с которой он когда-то развёлся и изувеченное тело которой потом нашёл у себя в квартире. С тех пор он предпочитает не попадаться на глаза полицейским. Холостяк, внезапно ставший вдовцом и угодивший в свой персональный фильм ужасов. Теперь он не понаслышке знаком с дробовиком и ножом.

С напарником, которым тот на самом деле не был, Дэвид распрощался двумя милями позже, высадив у обочины, где тот припрятал свою машину. Доехали они в полном молчании, больше не проронив друг другу ни слова. Хотелось сказать что-нибудь на прощание, но слов не было. На душе было муторно и тяжело. Грязь внутри и кровь снаружи. И ни то, ни то уже не смыть.

Неосмотрительно.

Крайне неосмотрительно со стороны охотника прятать машину в серых от придорожной пыли зарослях неподалёку от перекрёстка. И отнюдь не из-за того, что там её могут обнаружить местные копы. Бывалому охотнику, Когану следовало это знать и не покушаться на чужое.

Подержанный форд Дэвида едва успел скрыться за поворотом, когда до Стэфана впервые донёслось сдержанное рычание откуда-то неподалёку от его машины. Бездомная псина, каких много развелось в последнее время в таких небольших городках, как этот, или собака местного лесничего. Здравая мысль, но, наверное, нужно было предположить нечто иное, пока не стало поздно. Коган понимает это слишком поздно: когда невидимые челюсти впиваются в ногу, одним мощным движением перегрызая кость. Он кричит сколько может, но недолго – это окраины города, да и хижина лесничего давно пустует за ненадобностью. Его некому услышать.

Через три дня человека по имени Джеральд Батлер арестуют у автозаправки за угон автомобиля. Отвечая на допросе, тот так и не вспомнит, как и когда сел в неприметную серую тойоту.

Так демоны заметают следы. И конечно же они не оставляют свидетелей в живых.

Сразу же после предъявления обвинения Джеральд Батлер повесится в тюремной камере.

* * *

Сэм открывает – распахивает – глаза, стоя в полном одиночестве на берегу сверкающего бирюзой океана. Он не чувствует себя завороженным представшей перед ним картиной, но всё же медлит несколько секунд – они падают и увязают в песке, как его босые ступни, – прежде чем набежавшая волна окатывает его джинсы до колен. Чьим бы ни был этот Рай, здесь далеко не лето, и Сэм, сдавленно ругаясь сквозь зубы, дрожа выбирается из воды. Мёртвым тоже бывает холодно.

Океан блестит под солнцем за его спиной, искрятся в воздухе искорки-брызги, оседая на рубашке и коже, солью блестя на губах. Сэм слизывает языком влагу и бредёт дальше. «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Загадка, загаданная ему Кроули. Уравнение, в котором известен лишь результат, который нужно получить в итоге, и одна из множества переменных. Всего лишь математика. Даже не высшая. Гораздо проще, чем жизнь.

Сухой песок режет босые ноги. Сэм жалеет о невесть куда подевавшихся ботинках. Морской берег пуст и нелюдим, и на песке нет ничьих следов, кроме его собственных.

Дует лёгкий бриз, подгоняя накатывающий на берег прибой. Пахнет солью и сушащимися на солнце водорослями. Красивый Рай. Идеальное место для того, кто жаждет одиночества и ищет уединения. Сэму нужно иное. Это не его Рай. Он уверен, не приложи ко всему этому руки Кроули, и он очнулся бы в ином месте, но на этот раз не за столом с индейкой и чужой семьёй. У него есть своя. Сэм не гений, он идиот, если для того, чтобы он по-настоящему понял это, Дину пришлось... Сэм не хочет об этом думать.

Кажется, что иногда он хотел бы забыть и само имя брата – только бы избавиться от поселившегося в душе опустошающего чувства вины. Это не так, как когда Дин умер, на его глазах разодранный в клочья адскими псами. Тогда было только молчание и гнетущая тишина в голове. Был виски, была охота – одна за другой, бессонные ночи над книгами и умопомрачительный секс с Руби на жёстком полу хижины. Никакой нежности, она была ему не нужна, только ожесточённость.

Сэму не нравилось то, что он видел тогда в зеркале. Не брат Дина, за которого тот продал душу на перекрёстке и отправился в Ад. Незнакомец, воскресший из мёртвых и чужой даже себе самому.

А потом вернулся Дин. Постучал в дверь, точно такой же, как будто только что вышел. Только глаза сияли радостью и тоской, и Сэм глубоко вдыхал родной запах брата в длившиеся лишь несколько секунд объятия, убеждая себя в реальности происходящего.

Дин вернулся. Покорёженный и почти сломанный тем, что сказал ему Аластар и подтвердил Кастиэль, и Сэм с хрустом, с треском, со звоном бьющегося стекла ломался вместе с ним, чувствуя на себе каждый недоверчивый, полный подозрений взгляд брата. Это даже не было больно, он знал, что заслужил и теперь поплатится сполна. И вина выцарапывала новые кровавые узоры то ли на сердце, то ли на душе. А ведь тогда Дин ещё не знал о Руби. Соврать, скрыть отвратительную, гноящуюся правду – первая мысль, первый порыв, но когда всё тайное становится явным, не наступает облегчения.

Когда по жилам бежит жидкий огонь, а реальность и галлюцинации, кошмарный бред сливаются воедино так, что не различить, не увидеть разницы. Когда мышцы крутит от дикой боли и нечеловеческого напряжения, а ремни на запястьях впиваются в кожу, не оставляя никакой возможности вырваться из надёжных пут, и остаётся лишь слушать то, что говорит Дин – или тот, кто выдаёт себя за Дина. И он слушает, потому что выбора нет.

«Ты монстр», – говорит «Дин», ходя вокруг него кругами.

Ты хотел знать, что о тебе думает брат, Сэм? Вот, получай. Огреби всё, что заслужил.

«И всегда был монстром, – вторит тот потайным мыслям самого Сэма, задевая и разрывая связывающие их с самого детства узы. – Ты даже не человек. Ты для меня никто».

Но всё же если душа и в самом деле есть, то она рвётся в клочья не там, в бункере Бобби, а тогда, когда Дин – реальный, настоящий Дин, его брат! – в ответ на его «скажи» говорит сокровенное, некогда самое страшное для него: «Ты стал монстром». Так кошмар воплощается в реальность. В глазах брата – отчаяние пополам с решимостью. В груди больно, и прежде чем кипящие в глазах слёзы успевают пролиться, Сэм находит выход: он превращает собственную обиду и боль в ярость. Так закаляется сталь.

Они никогда не дрались настолько жёстко, не щадя друг друга, не сдерживая силы ударов. Бьётся стекло, на костяшках кровь, и хочется, хочется причинить в ответ такую же, ещё большую боль, и Сэм, глядя сверху вниз на съёжившегося на полу брата и чувствуя примешивающееся к ярости торжество – победил! – цедит сквозь зубы: «Ты меня не знаешь. Никогда не знал. И никогда не узнаешь».

Дин, наверное, думает так же, потому что его ответная, через частые выдохи и хрипы фраза бьёт ножом. И Сэм знает: то, что он сейчас говорит – правда. Дин сдержит слово.

Сэм хлопает дверью. Так рушатся семьи.

Он не уходит далеко. Саднят царапины на лице, руки, ещё минуту назад сжимавшиеся на шее брата, дико дрожат, щиплет разбитые первым ударом Дина губы, и, потянувшись вытереть кровь, Сэм понимает, что это от слёз.

Ему больше не к кому возвращаться. Теперь он и не собирается. Но он очень хочет, чтобы вернулся Дин.

Дальнейшее происходит слишком быстро, два дня сливаются в один, и Сэм точно знает, что несколько кадров всё же выпали из памяти. Он знает о содеянном, но благодарен защитной реакции собственной памяти. Перерезанные горло и запястья медсестры и сцеженная в пластиковые бутылки из-под святой воды кровь – не то, что он хотел бы помнить.

Почему-то, даже осознавая тогда, насколько неправильно и отвратительно то, что он делает, Сэм продолжал отрицать правоту прощальных слов брата.

«Это всё, чтобы убить Лилит», – очередной повод и самооправдание. Ещё один Винчестер, сделавший месть демону целью своей жизни. Сэм, сам того не зная, всего лишь как послушная марионетка двигался по проторенной до него дороге.

А куда благими намерениями выстлана дорожка?

То-то и оно, Сэмми. Раньше надо было думать, пока поздно не стало. А теперь либо сбеги, как трус, под надёжное крылышко старшего брата, либо заканчивай то, что начал.

А потом была пришпиленная бушующей и рвущейся наружу его силой Лилит, громоподобное биение сердца – его собственного и всех тех, кто остался в живых к тому времени, когда они с Руби вошли под своды церкви. Был вдруг посеревший, выцветший мир, из которого ушли все краски, и обострившееся, но сузившееся до размеров игольчатого ушка зрение. Немного, но достаточно, чтобы можно было увидеть ужас на лице Лилит – первого детища Люцифера. Сэм торжествовал, чувствуя, как разгорается, прорываясь сквозь рёбра, убийственное для неё пламя, а Руби торжествовала за его спиной.

Слепой дурак.

Дин не успел. Опоздал. Не остановил его, но даже понимая, что он только что уничтожил последнюю печать и начал Апокалипсис, Сэм, крепко держа выворачивающуюся Руби и глядя, как кинжал входит ей в грудь по самую рукоять, знает твёрдо только одно: Дин всё же за ним вернулся. Чтобы потом снова бросить.

Сэм вздыхает, отстраняясь от болезненно-горьких воспоминаний четырёхлетней давности – неудивительно, но в его случае принцип оставить прошлое в прошлом никогда не срабатывал. Прошлое вмешивалось и перемежалось с настоящим, не желая ни смириться, ни отступить, ни позволить себя забыть. Семейная черта, передавшаяся по наследству. Как болезнь.

Сколько хватает глаз, виден один только песчаный берег, омываемый пенящимися волнами. Сэм бредёт уже несколько часов, и под жарким солнцем, в этом странном Раю постоянно находящимся в зените, его джинсы уже полностью высохли.

Он никогда не замечал Дина за любованием красотами природы, хотя тот порой и поглядывал тайком от брата «В мире животных». Дину бы понравился этот райский уголок, не будь здесь так пусто и жарко, а от глотка холодного пива и белокурой красотки Сэм бы и сам не отказался. Главное, чтобы она не оказалась впоследствии демоном, оборотнем или ундиной.

В нескольких десятках метров от берега начинаются заросли, уж больно похожие на тропические джунгли. Не зная ни куда, ни сколько ему ещё идти, Сэм чувствует себя не мёртвым, а скорее потерянным. Только ещё не ясно: он сам потерялся или потеряли его? И кинется ли кто-нибудь искать пропажу?

Хочется надеяться, что компьютер Эша снова засечёт – в который уже раз? – появление Винчестера на Небесах, Но Сэм, наученный горьким жизненным опытом, уже не настолько оптимист. Пуля 46-го калибра в грудь отличное средство.

Поэтому Сэм делает то единственное, что может. Он давно не молился, но строки молитвы встают перед глазами едва ли не чётче отпечатавшегося в памяти текста экзорцизма.

Сэм закрывает глаза – солнце слепит даже сквозь веки, и хотя больше всего ему хочется произнести иное имя – то, о котором он запрещает себе даже думать раньше времени, – сейчас он выдыхает краткое:

– Кас.

* * *

Свой сосуд Дин обнаружил в окружном морге. Видимо, кто-то из задержавшихся допоздна прохожих наткнулся на него и, радея о чистоте улиц, сообщил в скорую или полицию. Тело, которым он незаслуженно гордился и не хотел потерять, без своего «содержимого» было обычным трупом и к его визиту уже бесхозно лежало на столе с безликой биркой «Джон Доу».

Хорошо хоть посчастливилось успеть до того, как патологоанатом начал вскрытие. Не отказав себе в удовольствии полюбоваться со стороны «своей» ладной, крепко сбитой, широкоплечей фигурой, Дин поторопился всунуть себя в «костюм». На одно короткое мгновение теснота сдавила со всех сторон, а потом он глубоко вдохнул всей грудью, не считаясь с ослепившей на миг болью. Малая цена за все земные удовольствия.

Дин неуклюже соскочил со стола и вздрогнул, ступив босыми ступнями на холодный кафель. В глаза ударил белый свет прожектора, и он зажмурился, торопливо отворачиваясь. Лёгкий дискомфорт от слегка тянущего ощущения в лопатках и собственная нагота немного замедляли движения. Он повёл плечами, по новой привыкая к телу и окончательно прогнав неприятное ощущение жмущего костюма. Его собственной одежды: ни джинс, ни даже куртки, нигде не было видно, и Дин впопыхах сдёрнул с вешалки первый попавшийся халат, тут же запахнувшись в него.

Он не знал, сколько за его отсутствие прошло времени на Земле, поэтому в поисках охотника сначала наведался в дом, где оставил его. Винчестера там не было, в отличие от брошенных в спешке вещей и призрака. На появление ангела тот никак не отреагировал, стараясь держаться подальше. Первое разумное решение после смерти.

Всё это заняло считанные секунды – маленькая вечность, но Дин уже с всевозрастающей уверенностью чувствовал: как бы он ни торопился и что бы там ни произошло, он опоздал.

Чтобы найти охотника и перенестись к нему, не пришлось даже сосредотачиваться, хотя с непривычки воздействие на эфирные узы, связавшие, опутавшие, не оставившие выбора не подчиниться воле Отца, отозвалось вломившейся в виски болью.

Миг, равный вздоху, неприятное дёрганье под ложечкой – и вот уже он стоит в центре незнакомой, пустой комнаты, и в ней – ни души.

Кровать у стены, перепачканная джинсовая куртка, небрежно свисавшая со спинки стула, явно снятая и брошенная второпях – лишь бы не на пол. Стойкий металлический запах крови и того дрянного пойла, которым порой загонялся охотник. Дыра от пули в раме окна, кровавый росчерк на стене рядом, сбитый на пол цветочный горшок, разлетевшийся на глиняные осколки и комья сухой земли. Скомканные, стянутые вниз простыни, расплывшееся на прикроватном коврике мокрое пятно, окровавленные бинты, размотанной алой лентой валяющиеся рядом и… видневшаяся из-за кровати босая ступня 42-го размера.

Дин замер.

В ногах откуда-то взялась предательская слабость, и, преодолевая дрожь, Дин сделал шаг. Дыхание снова сбилось, прорвавшись хриплым коротким рыданием, когда он нашёл своего охотника.

Взгляд выцепил всё мгновенно. Впившиеся в ворс ковра пальцы, сползшую с плеча окровавленную рубашку, заострившееся серое лицо, приоткрытые в оборвавшемся вдохе губы.

В животе поселилось что-то холодное, сжалось в комок, распустило длинные иглы. Это похоже на одержимость. Не демоном. Чем-то другим. Человеческим.

Страхом.

Внутри всё заиндевело, вымерзло – как от укола обезболивающего. Маленькая, высасывающая из него всё, чем он был, персональная чёрная дыра. Дин не чувствовал боли, но от этого другого чего-то горло сдавило так, что он едва мог сделать вдох, а в глаза будто насыпали песка вперемешку со стеклянной крошкой. Почему-то взять себя в руки и отвести, наконец, взгляд от распластанного перед ним безжизненного, уже почти успевшего остыть тела подопечного никак не получалось.

Дин сглотнул, проталкивая вставший в горле болезненный комок и восстанавливая прерывистое дыхание. В глазах было по-прежнему сухо, но в носу почему-то необъяснимо щипало, спускаясь и отдаваясь в сердце колкой болью.

Не будь он единственным пассажиром этого сосуда, можно было бы сослаться на то, что всё это – и боль, и грусть, и тоска – принадлежит не ему, и тогда можно было бы отключиться от них. Но он был здесь один – всегда. И всё это было только его. Проклятый Винчестер!

– Сэмми… – не слыша самого себя, почти шёпотом выдохнул Дин.

Дин и не заметил, как и когда опустился на колени рядом с телом охотника. Или они подогнулись, не удержав его на ногах? Возможно. Во всяком случае, коленные чашечки тупо ныли, но не так сильно, как если бы по ним прошлись бейсбольной битой.

– Мистер Вессон? Сэр? – настойчивый стук в дверь номера и звонкий женский голос вернули его в реальность, но когда, не получив ответа, горничная со стопкой чистого белья в руках вошла внутрь, он смог только так же оцепенело уставиться на неё в ответ.

С её места не было видно, что произошло в номере на самом деле, но богатое воображение живо нашло объяснение и дорисовало подробности увиденного.

Девушка медленно попятилась назад, прижимая к груди накрахмаленные, жёсткие простыни и разевая рот в беззвучном крике. Дин вскинул было руки, чтобы остановить и успокоить её. В устремлённых на него глазах плеснулся животный ужас, и вот тут-то её и прорвало. Метко швырнув бельё прямо в Дина и оглашая длинный узкий коридор гостиницы громкими воплями, девушка метнулась к лифту.

Отбившись от атаковавших его простыней, Дин шокированно уставился на опустевший проход и распахнутую настежь дверь. Не понимая, что сейчас произошло, он опустил взгляд на свои руки, и его замутило от накатившего волной понимания, за кого его приняла перепуганная насмерть горничная.

На руках была кровь Сэма.

Рука сама – сама! он не хотел! – потянулась убедиться в нереальной реальности произошедшего, обвести испачканные брызгами крови высокие скулы.

– Да что же это такое? – сам себе прошептал Дин, почему-то не решаясь говорить здесь и сейчас в полный голос.

Что бы ни произошло с Сэмом в его отсутствие, в этом следовало разобраться, прежде чем докладывать в Высшие Инстанции. И тем более необходимо это сделать, если рассказ Кастиэля – правда, потому что тогда выходит, что по его вине Небеса нарушили данное Дину Винчестеру слово. И с Михаила, лично заключившего эту неудачную для Дина сделку с Винчестером, вполне станется явиться оттуда, где бы он ни находился, чтобы покарать виновного. То есть у Дина снова был шкурный интерес. Убить бы Михаил его не убил, вряд ли желая испачкать руки о столь мелкую сошку, но вот приказать подчинённым отправить его на перевоспитание – вполне. Дин знал, что Кастиэль однажды уже побывал в застенках, и именно поэтому, находясь среди остальных братьев и сестёр, всегда сохранял безразличие. Идеальное орудие Господа.

Он тяжело поднялся с колен, не отрывая глаз от распростёртого прямо перед ним тела, только когда в коридоре послышался топот множества ног.

Кем ему был этот Винчестер? Всего лишь обузой, навязанным против воли подопечным. Наказанием. Но почему тогда связь между ними была столь крепка, что преодолела границу и достигла Небес?

Возникшую логичную мысль спросить совета у Кастиэля он отогнал с лёгким сожалением – так было бы меньше мороки, но уж больно странным был прощальный взгляд, которым наградил его друг перед тем, как Дина настиг зов Винчестера.

– Эй, ты! – последовал окрик ворвавшегося в номер первого полицейского. – Отойди от трупа и встань так, чтобы я видел твои руки!

Дин неторопливо послушался, развернувшись и плавно отодвинувшись от тела Сэма на полу.

– Дьявольщина! – выругался второй коп. – Это же тот ФБРовец! Чёрт!

– Уверен? – держа Дина на прицеле, уточнил первый.

– Да, я видел, как он ошивался в участке. Теперь из-за его смерти к нам из этой чёртовой конторы нагрянут разбираться!

Дин вздохнул, слова этих людей его не особо волновали. За окном была середина дня – значит, за время его отсутствия на Земле минуло не больше суток. Тело Винчестера едва успело остыть – то есть убийцы были здесь не более двух часов назад, а раз замок не был взломан и есть следы лишь одного выстрела, выходит, что Сэм знал того или тех, кто убил его.

Повернуть реку времени вспять и проложить для неё новый курс невозможно даже для Господа, но окунуться и пройти против течения, чтобы узнать, с чего всё началось и как к этому привело, – в силах каждого из ангельского воинства Небес. И Дина тоже.

Он забыл о полицейских и застывшем позади них бледном хозяине мотеля в тот же миг, как принял решение. О том, как те отреагировали на его исчезновение, он также не думал.

Дин появился в номере, как раз когда в дверь застучали.

Винчестер всё так же лежал на полу, только на этот раз, кажется, всего лишь без сознания. Дин сделал было шаг, чтобы убедиться в этом, но тут его шатнуло и он сам едва не свалился рядом. Потрясающая удачливость. Как у Винчестера.

Звук падения и сдавленная ругань, когда он ушиб колено о некстати подвернувшуюся тумбочку, по-видимому, обнадёжили тех, кто стоял за дверью, потому что стук тут же возобновился с удвоенным упорством и силой. И выдернул Винчестера из беспамятства. Дин, снова невидимый для людей, неуверенно склонился над подопечным, вглядываясь в мертвенно-бледное лицо, сквозь которое проглядывало, наплывая и накладываясь – как чужеродный маска-слепок из будущего – то же-иное лицо.

Тонкие веки дрогнули, приподнимаясь, и на Дина – снова – устремился мутный, вряд ли что осознающий взгляд. Пересохшие, потрескавшиеся губы шевельнулись, и Дин замер, ловя себя на том, что ждёт – непонятно почему, но ждёт и боится одновременно, когда его снова позовут по имени. Но вместо этого охотник облизнул сухие губы и напрягся, силясь опершись на локти подняться с пола.

– Сейчас! – сипло каркнул он и, кусая губы, торопливо накинул рубашку, спрятав рану, и только после этого, привалившись к стене, отодвинул задвижку на двери. Дин почему-то не удивился, увидев тех, кто ждал снаружи. Он знал Дэвида, напарника Сэма, так же давно, как и тот – с тех пор, как Бобби, которого у него язык не поворачивался звать по фамилии, познакомил их друг с другом. На беду Винчестеру. Но сейчас об этом знал только Дин.

Отойдя к окну, Дин покосился на Сэма и на хлопочущего вокруг, как наседка, Дэвида – неужели охотник и впрямь не чуял, чем запахло в номере после их прихода? Дина эта тёрпкая, сладковатая, как гниль, вонь предательства окутала душным облаком, щекоча ноздри.

Сэм не чуял – не подозревал, но отпор напарнику и его дружку оказал достойный. Дин в самый последний момент шарахнулся в сторону, и прошедшая навылет через плечо незнакомого охотника пуля застряла в деревянной оконной раме. История повторялась. И изменить что-либо было не в его силах.

Дин, не разбирая дороги, бросился на улицу.

Внутри всё рвалось и клокотало, отчаянно и кроваво вырываясь из горла надсадными хрипами, а в голове билось лишь одно «Сэм». Это было даже страшнее, чем когда он, ведомый узами, нашёл тело охотника. А сейчас ему громко вторило горькое, крючьями застревавшее в горле: «Винчестер! Эгоистичный ублюдок! Как ты посмел умереть… без меня?».

Продолжение от 04.01.2011

* * *

Анархия – вот имя тому, что воцарилось на Небесах после победы над Люцифером и исчезновения Михаила. Никто не знал, что произошло в тот вечер на самом деле. Даже Дин не сумел ничего рассказать, пока ещё мог и помнил, кем он был до того, как Рафаил лично спустился ради него на Землю. Небывалая честь для всего лишь человека. Жалкая подачка для того, кто пожертвовал собой ради брата.

Анархия. Назревающая война. Тихая и пока что не перекинувшаяся, не задевшая человечество, но она уже шла. Гибли и пропадали без вести ангелы, и, что куда хуже и страшнее для всего Небесного воинства, всё быстрее росло число ослушавшихся и самовольно покинувших Небеса обетованные.

Кастиэль знал, что послужило первопричиной тому, что прежде считалось немыслимым, страшнейшим преступлением среди ангелов. Они, как и прежде, охотились на отступников, но первый камешек уже упал, покатился, сдвинул лавину, и теперь остановить её было не по силам никому, кроме сгинувшего Отца.

Ему не нужно было видеть бросаемые на него взгляды братьев и сестёр, чтобы понимать – вот это, всё это, его вина. Это он – тот первый камешек, тот первый отступник, с которого всё началось. Ещё одно новое, незнакомое прежде чувство. Он не испытывал ничего подобного прежде, даже когда стоял плечом к плечу рядом с Анной над пустым, выжженным его же кинжалом сосудом Уриэля. Удивительно, как похожи ангелы оказались на людей. Как и те, они предают и ошибаются слишком легко.

Мало что – ничего – не изменилось на Небесах после наделавшего немало шума падения Анны, но уже тогда, задолго до Дина Винчестера и собственного почти падения, Кастиэль стал замечать косые взгляды братьев и сестёр из подразделения. Он остался всё тем же, но в их взглядах читалось иное. Только Кристен сияла всё так же ясно, как и прежде, когда глядела на него.

Винили ли они его в том, что, будучи заместителем и правой рукой Анны, он не заметил никаких признаков взращённых в ней семян сомнений, или же подозревали, что неспроста той столь легко удалось уйти от отправленных по её следам преследователей?

Признаки были – Кастиэль понял это гораздо позже, уже и сам научившись чувствовать и немного понимать чувства людей, и вспоминая яркий блеск в глазах, который он по незнанию принимал за снизошедшее откровение, и обращённую к нему улыбку.

Потом – ещё один признак прогнившей святости Небес – предательство Уриэля, старого товарища, с которым они плечом к плечу раз за разом осаждали Ад, спеша успеть прежде, чем падёт Первая Печать. Не успели, но, наверное, всё же это Отец вмешался, потому что прежде чем неминуемая гибель настигла уже его, Кастиэль всё же в последнем отчаянном рывке, когда не было уже сил думать о себе, успел ухватиться за рассеивающую тьму душу. И тут же почувствовал ответную хватку: человек, Дин, держался за него, как утопающий за соломинку. Символ последней надежды.

Кастиэль подарил ему куда больше – жизнь. Так когда-то был воскрешён Лазарь.

На протяжении многих лет Кастиэль раз за разом задавал себе один и тот же вопрос: а как бы он поступил, будь всё наоборот, и окажись на его месте кто-нибудь из братьев или сестёр?

Он спрашивал себя снова и снова и не находил в себе сил солгать.

Он бы тоже сделал всё, что в его силах, чтобы уничтожить отступника, а если бы не получилось – как и произошло с ним, с тем, кого покарал архангел и кого Отец, вопреки всему, вернул к жизни, несмотря на ослушание и отступничество. А если бы не получилось вырезать сей гнойный нарыв, спустить дурную кровь в металлический таз, как когда-то это делали человеческие врачи, он постарался бы всеми силами держаться подальше и забыть о существовании этого падшего ангела.

Так Кастиэль стал белой вороной среди собратьев, плечом к плечу с которыми противостоял демонам в течение многих тысячелетий и единственными, кому доверял свою спину.

Изгой среди своих и чужой среди людей. Уже не тот и ещё не другой.

Наверное, роковой встреча с перевернувшими его мир Винчестерами стала именно для него.

«Я пал ради тебя!»

Разве можно было представить нечто подобное? Тысячелетнее существо, одно из первых детей Господа, воспетое в молитвах и песнопениях, павшее ради человека. Кастиэль был благодарен Дину за то, что тот открыл ему глаза, но обуреваемый смятением, не имеющим ничего похожего на то, что он чувствовал после приказа уничтожить Анну, первой усомнившуюся в воле Небес, он испугался отказаться от старых догматов.

Как примечательно: в отличие от неё ему не пришлось вырывать благодать, чтобы стать человеком. Заслуга изменившего его охотника или нежданная милость свыше?

Кастиэль её не просил. Он бы предпочёл, чтобы Отец помог им в другом.

С тех пор, как он пал, многое изменилось в нём самом, и когда с божественной подачи всё вернулось на круги своя, он был тем единственным, что осталось прежним. Теперь он уже иначе глядел на многое из того, что случилось до и послеосвобождения Люцифера.

И не последнее место в его мыслях занимала Анна.

Такая же отступница и беглянка, каким в течение всего одного года был и он. Он совершил тогда немало ошибок, которые не было возможности никак исправить. Остался верен тем, кому уже не верил, и предал тех, кого сам себе поклялся защищать.

Открывшийся ему мир, красоты которого он раньше не замечал, считая это естественным для последнего творения Господа, и не чувствовал столь ярко и остро, теперь лежал перед ним, как на ладони, полный новых ощущений и чувств. А он, несмотря на страх – ещё одно чувство, с которым он познакомился, в полной мере познав всю безграничность его граней в застенках небесной тюрьмы, всё равно хотел окунуться во всё это, чтобы понять странную нелогичную логичность поступков Дина Винчестера. Потом уже было обрушившееся на него сокрушающим молотом осознание собственной беспомощности и бесполезности, когда благодать вдруг просто исчезла, и в груди вместо неё забилось ожившее, но не его сердце. Тогда пришёл черёд отчаяния.

Первая встреча и знакомство с новым, ставшим теперь чужим и далёким Дином состоялась в неудачное для него время осознания потери единственного друга. Так что этот Дин, спокойный и равнодушный ко всему, как все ангелы, был подобно ножу, проворачиваемому в открытой и ещё кровоточащей ране. Видеть такого Дина – во всём послушного и покорного, не ставящего под сомнение и не оспаривающего приказы, было невыносимо, и Кастиэль сам не заметил, как даже мысленно перестал заменять «Дин» на «Винчестер».

Это уже потом, и снова с опозданием, как когда-то было с Анной, он понял, почему тот так себя вёл и с кого брал пример. Так что, когда волей-неволей ему всё же пришлось взять с собой на Землю нового, навязанного насмехающимся над ним Рафаилом напарника, Кастиэль недолго думая привёл в жизнь наскоро придуманный план и наутро следующего дня второй раз в жизни страдал от жестокого похмелья. Возможности, ограниченные сосудом, в котором его запечатал ничего не забывший Рафаил.

Ангел, преисполненный мести. Нонсенс.

Но, наверное, это того стоило. После краткой демонстрации того, что он сам когда-то узнал от старшего из братьев Винчестеров, Дин стал почти прежним. Таким, каким Кастиэль никогда его по-настоящему и не знал, свалившись им на голову в сумрачное время, когда все его помыслы были только об отстаивающих печати и гибнущих за них братьев. В тот злополучный год земное подразделение потеряло больше воинов, чем за все предыдущие века с момента создания.

Как оказалось, ему также не хватало смирения: привыкнув к большему, Кастиэль был не готов довольствоваться малым, жалкими крохами общения с тем, так похожим и столь отличным от его Дина ангелом. Одно лицо, но внутри всё та же выстуженная холодным светом благодати пустота.

Так Кастиэль научился желать большего – не для людей или ангелов. Для себя.

Возможно, Господь и смог бы остановить назревающую бойню среди своих старших детей, но Кастиэль уже не верил, что Отцу, которого он искал и молил о помощи, было до них дело. А если бы и верил, у него, запертого в своей оболочке против воли, не было ни шанса найти того единственного, с кем, согласно гуляющим на Небесах слухам, говорил Господь.

Повторить путь Винчестеров и найти Сад ему уже не по силам. Будь то иначе, разве оставался бы он сторонним наблюдателем за тем, как его собственные братья убивают друг друга в борьбе за власть?

Такова ли воля Отца, но, сколько бы он не искал, так и не смог найти своего белого кролика, которой привёл бы его к заветной норе. Дорога всегда пуста и никогда не ведёт туда, куда ему нужно попасть.

А ещё Кастиэль научился извлекать выгоду из любых случайностей, поэтому теперь, когда доподлинно известно, что Сэм Винчестер, в отличие от него и Дина – человек, снова в Раю, у него есть всё, что нужно, чтобы самому добраться до Иешуа.

И до Бога.

Продолжение от 12.02.2011

* * *

Дин и сам не заметил, как день сменился ранним утром, встретившим его, всё ещё щеголявшего в нелепом зелёном халате, ударившим в лицо и забравшимся под тонкую ткань морозцем и едва чувствующимся щипанием в носу, будто кто-то пинцетом по одному дёргал волосок за волоском.

И нет, конечно же Дин не знал, каково это: когда пинцетом. Откуда бы?

Раннее утро, неровный гул машин, шелест и скрежетание шин по асфальту, топот ботинок и цоканье каблуков торопящихся кто куда мужчин и женщин – как муравьи в муравейнике, только вот муравейник им достался побольше – размером с планету. Нелепый выигрыш в лотерее. Вроде бы стало легче. Это и пара десятков глубоких вдохов-выдохов сделали своё дело, и Дин успокоился настолько, что смог начать мыслить здраво, не содрогаясь при воспоминании о бледном лице с запавшими щеками и тяжёлыми мешками под незрячими глазами. Он даже закрыть их не смог. Не поднялась рука. Да и рановато хоронить этого Винчестера. Такой и в воде не тонет, и в огне не горит. Если Дин рядом.

Идей, как быть дальше, было не так уж мало, а ведь Дин размышлял обо всём этом немногим больше нескольких минут. Правда, идеи эти были одна другой самоубийственней: от того чтобы прямо сейчас самому идти на поклон к Рафаилу, чем ждать, когда наверху прознают о случившемся, до… О «до» думать не хотелось тем более. План действий сам сложился в голове: аккуратным штабелем один к другому. Удручало одно: за любой из этих так называемых «планов» его могли надолго отправить в казематы искоренять вдруг напомнившую о себе жилку авантюризма и откуда-то взявшиеся эмоции. Не к людям или непутёвому человечеству, не знающему меры в своём стремлении сравняться с Господом. К подопечному. Винчестеру. Чувство недопустимое, запретное и оттого пусть и пугающее своей новизной и необычностью, но и притягивающее ещё сильнее. Это не страх и не отчаяние. Это и не ненависть, Дин не врёт себе даже в этом.

Продолжение в комментариях.

 

запись создана: 09.10.2010 в 10:58

@настроение:

@темы: супернатуралы, бредни фаната влюблённого, неизлечимого, "Сгорая и возвращаясь", Superнатуральные ненатуралы едят мой мозг, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, шаловливые крылышки, мой фанфикшен

---

Vampire Diaries 2x13

Познакомьтесь, моя новая шиза: Дэймон всем восторженно-довольный и в цепях. БДСМчик!

И всё равно аки король, он же Бох.
Ах, тут Элайджа/Дэймон так и напрашивается! *слюноистекательное*
Единственный умный поступок Тайлера за всё время - этот разговор с Мэттом и его уезд из города.

@темы: слэш, Vampire Diaries, сериалы: обзоры, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, похихикалки

---

Пиар

Хорошая идея, кстати.
Отнесла себя туда.

Личное дело №41

@темы: рекомендации, графоманьячество

---

Прода...

...СиВ будет дня через два-три, сейчас я слишком измотана, чтобы сводить воедино её разрозненные кусочки.
На работе писать совершенно некогда: разве что во время обеденного перерыва, когда я с шумом прихлёбываю обжигающе горячий чай с печеньем или конфетами и одновременно что-то чиркаю в блокноте, за который я тебя, MadHatter, сильно-сильно люблю. Даже не ожидала, что он мне так пригодится, когда обложкой восторгалась. Писать удаётся только во время езды в автобусе: и эти опусы у меня сохранены на телефоне в виде mms-ок, да на всяких-разных клочках бумаги, предусмотрительно пронумерованных.

@темы: дурдом "Ромашка", супернатуралы, графоманьячество, я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, Лень давит на пятку, а работать надо, боярин думу думает тяжкую, кактус редкостно колючий, садо-мазо и прочие девайсы (с)

---

White Collar 2x112

Ну и конечно разве кто-нибудь мог подумать, что я ни слова не скажу о Воротничках? Тем более о такой серии, полной незабываемых, гениальных и крышесносных диалогов? Если я предыдущую серию хотела растащить на цитаты, то уж эту и подавно!
Во-первых, конечно же тема отцов и детей, наконец-то самым краешком затронувшая историю детства Нила. И если в его рассказе есть хотя бы 90% правды, даже без учёта того, что он как обычно наверняка чего-нибудь не договорил Питеру, то выходит, что яблочко от яблоньки всё-таки упало и укатилось не так уж и далеко.

далее уже мало для кого спойлерно.

- Мой отец был копом.
Реакция Питера вполне подходит под категорию "шок - это по нашему!"
А вообще, то возвращение дуэта Нил & Моззи + Питер
Моззи, этакий кудесник рядом с этой махиной мне внезапно напомнил:
Признаю, странная ассоциация, но что поделаешь - таков мой моск.
И конечно я не удержалась от того, чтобы не выхватить самые-самые фразы. Как я уже говорила, Воротничок славен не только персонажами, но и совершенно неповторимыми диалогами!
Мозг умер окончательно и бесповоротно. Спасибо.

* * *
- Это место напоминает мне, что стоило бы попутешествовать.
- Я пытался вытащить тебя во Францию.
- Нет, ты сбежал во Францию.
- Придираешься.
* * *
"Нил грабит дворец. Жаль, что вас нет здесь."
* * *
П: - Мне нравятся викинги... Меч в руках, хороший корабль под ногами.
Н: - Грабёж и мародёрство... Так и знал, что под личиной законника бьется сердце вора.
П: - Ну, может мне просто нравятся шапки с рогами.
* * *

Нил: - И, кто знает, что ещё понадобится? Потому что я никогда не планировал кражу камней из Бирмы.
Какое палево, а, Нил? И ведь ну никакого иммунитета на этот раз!
Джонса я люблю куда больше Дианы. Он так понимающе улыбается в такие моменты проколов Нила.
* * *
Нил и очки! Любимой шляпы было так мало!..
- Ты сказал друг, а не псевдоним.
- Я считаю их своими друзьями.
Выходит, у Нила такое множественное раздвоение личности! Посчитаем?
* * *

- Мистер Сатчмо.
Шикарно!
Обожаю этот тяжелеющий взгляд Питера!
* * *

Питер: - Я надеялся мне никогда не придётся делиться с тобой этим.
И во взгляде такая вселенская тоска...
* * *
И да, конечно же сцена Нил и ФБРовские драгоценности это нечто потрясающее!..

Нил: - У ФБР есть хранилище драгоценностей, и ты мне не сказал?
Питер: - Зачем давать алкоголику выпивку?

Н: - Сколько драгоценностей я могу взять?
П: - Взять?
Н: - Использовать.
Кто бы мог подумать, что Нил обнаглеет настолько, что находясь в самом сердце ФБР заявит, что собирается сделать фальшивый рубин.
* * *
П: - Я не смогу защитить тебя.
Н: - Я об этом и не прощу.
*Прониклась*
* * *
- Расскажи о своей маме? Она носит шляпы?

Питер жжёт!
Теперь лично меня ещё больше интересует, почему же в биографии Нила, известной Питеру такая большая белая дыра.
А вообще, серия на десяточку!

@музыка: OST The 4400 - A Place In Time (Amanda Abizaid)

@темы: White Collar, я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, бредни фаната влюблённого, неизлечимого, сериалы: обзоры, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!

---

Supernatural 6x012

Это я наконец-то посмотрела серию, да.
Хиатус был долгим, хотя его всё же несколько сгладило множество фиков, был и недавний облом, о котором лично я как-то даже забыла. Но не стыдно. Честно говоря, после просмотра впечатления какие-то смазанные. Наверное, после того, на какой ноте они окончили предыдущую серию лично я ожидала чего-то бОльшего.
Сейчас могу только сказать, что теперь мне ещё сильнее не хватает чего-нибудь доброго и светлого, чего в самом-самом начале суперов, несмотря на общую картину, было вдоволь.

...итак, спойлерно...

"Если ты хотел убить своего брата, нужно было довести дело до конца".

Вот именно эту я имела в виду. Внезапно так не хватает Трикстера ака Локи ака Габриэля. С его участием любой кошмарик превращался в незабываемую поучительную комедию. Эх...

"Кас, как прямо ребёнок". Не могу не согласиться с Дином. Сэмми, умничка, вызвал единственного, кто мог бы его как-то просветить. К тому же, если Сэм без души пытался Каса вызвонить по телефону, то на этот раз он помолился. *восторженно умиляется тому, как быстро явился на его зов Кас* И ведь явно не из-за того, что в своё время Дин ему по голову настучал за то, что он год Сэма игнорил, занятый высшими делами.
Можно я обижусь за Каса, которого так и не обняли? Я не фанатка этого пейринга и не шипперю, но так обидно стало. "Было бы неловко". Ха! Среди сценаристов определённо преобладают Диносэмы, гетники либо динокасы. А за Каса всё равно обидно. Его было так мало, но зато каждое мгновение - на вес золота.

Кстати о золоте. Наконец-то Винчестеры обогатились. Наверное, пусть и вернув теперь душу, Сэм не стал настаивать на возврате всего добра в полицейский участок.



Тут я плакаль.
Пафос. Нет, не так. ПАФОС. И музыка так в тему. И Дин, с каждой попыткой принимающий всё более героические и мужественные позы.
Называется - почувствуй себя героем. Сэму повезло, иначе бы всю оставшуюся жизнь слушал бы хвастовство Дина про то, какого быть новым королём Артуром. *Кстати, пересмотреть Мерлина, что ли?*
Блин, ну и кто тут после этого Терминатор?


Дин: - "Я решила подарить Стэну самое дорогое".
Сэм: - Слышать такое от тебя жутковато.
Сэмми!
В общем, позитивных моментов было не много, но они приятно разбавляли напряжённую ситуацию с позабывшим целый год Сэмом. Да ещё эта ситуация с Бобби... Кстати, это выходит, что Сэм без сознания провалялся целых десять дней? Лихо.
В общем, скомканно и вяло, как всегда не затрудняя себя анализом, самое запомнившееся. А теперь просто снова возвращаемся к привычному темпу жизни от серии до серии. Пятница...
Кстати.

гифо-приколы по серии

(с)тырено у Kicked In The Teeth отсюда.
Сэм аж покраснел, а у Дина зато даже уши красные.
И ещё одна оттуда же.

УПД.
Пац сталом. Сдохните, динокасовцы, и я вместе с вами!

А эта (с)тырено отсюда. Автор тот же.

запись создана: 06.02.2011 в 14:56

@темы: супернатуралы, я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, бредни фаната влюблённого, неизлечимого, сериалы: обзоры, Superнатуральные ненатуралы едят мой мозг, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, кактус редкостно колючий, шаловливые крылышки, бездна вглядывается в меня из тумблера (с)

---

Гифы

Ладно, итак, сегодня у меня второй выходной, посвящённый тому, что я в быстром темпе вальса пролистываю всё пропущенное избранное как здесь, так и на ЖЖ. Ух. В связи с этим планируется много-много постов, ибо столько всего сразу хочется жадными загребущими ручками утащить к себе.
В связи с кучей всякого добра, найденного на просторах тумблера и моими зажёгшимися при виде этого всего аки звёздочками глазами, вводится в обиход новый тэг. Поприветствуем "шаловливые крылышки". С чем тэг связан всё и так понятно. Кас выносит мне мозг, несмотря на всё более редкое появление в сериале, ещё более основательно.

и т.д. Внимание: полный ахтунг для траффика!

Например, этим, стыренным внаглую отсюда. Кас с крылышками уже был неоднократно, но Кас с глазами демона это, может, и тоже не новая тема, но - ух!

И мне дико не хватает вот таких загадочно-томных взглядов.


">
ЗЫ. А это просто так.


Мои глаза! Мои глаза!


И ещё, мне кто-нибудь может покидать или дать ссылку, где можно найти гифки с Чаком? И чем больше, тем лучше. Катастрофически необходимо. А ещё нужны гифки из серии первого сезона про Кровавую Мэри. Хэлп.

@темы: супернатуралы, бредни фаната влюблённого, неизлечимого, диагноз обжалованию не подлежит, Superнатуральные ненатуралы едят мой мозг, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, кактус редкостно колючий, шаловливые крылышки, интересные вкусности

---

Главгады, объединяйтесь!

Из всех главгадов Supernatural мне больше всего импонировали Азазель и Люцифер, идеей "Мать всего и всех" я пока не прониклась, но пестрящий гифками Люцика и свежевозвращённой из чистилища Матери тумблер меня радует.

гифы

@темы: супернатуралы, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, бездна вглядывается в меня из тумблера (с), интересные вкусности

---

О самом главном человеке в моей жизни...

Я любила его и лелеяла.
Вела с ним беседы, сдувала пылинки в самом что ни на есть буквальном смысле слова, и страшно и грязно ругалась, одновременно пугаясь, когда он выкидывал неожиданные фортели.
И вот, совершенно неожиданно мой самый главный и самый нежно и пламенно любимый мужчина вдруг оказался... женщиной!.. Да ещё с таким неприятным голосом!

Пол
1) Откройте блокнот
2) Наберите сами или скопируйте CreateObject("SAPI.SpVoice").Speak"I love you"
3) Сохраните как xyz.vbs
4) Запустите
Если вы услышите мужской голос, поздравляю, у вас мальчик, если женский — девочка.

@темы: рекомендации, дурдом "Ромашка", я стою на поле, вокруг меня трава и я её курю, диагноз обжалованию не подлежит, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, похихикалки, интересные вкусности

---

Fringe 3x12

Сначала несколько слов о Fringe, который я хоть и не наравне с Суперами и Воротничками, но всё же безусловно люблю. В нём есть почти все мои любимые тематики: от сверхъестественных способностей и детективных расследований до альтернативных вселенных и недружелюбно настроенных пришельцев из них. Есть некое устройство, некие Первые люди (которые, правда, не есть, а когда-то давно были), и есть Питер и Уолтер. Ну, помимо них есть и другие: та же Оливия, но в этом сезоне после своего возвращения она меня напрягает. Альт-Оливия и то была лучше.
А в целом всё более нагнетающая тенденция "все беды мира от Питера" мне не очень нравится. Как-то совсем мрачноватый сезон вдруг вырисовываться начал. Тем более, что учитывая, что вышло только 12-ть серий, а впереди ещё половина всего сезона, манёвра для того, чтобы по полной всё закрутить и набрать обороты ещё ой как много.

@темы: бредни фаната влюблённого, неизлечимого, диагноз обжалованию не подлежит, сериалы: обзоры, галлюциноген, или отпусти меня, чудо-трава!, кактус редкостно колючий, (c)inema, интересные вкусности

---

И снова диз

Друзья-товарищи-ПЧ, не пугайтесь столь резкому изменению. Меня уже давно мучил приевшийся коричневый фон, как впрочем и бежевый и жёлтый - брр! - так что, глубоко вдохнув, поставила себе зелёный. Он не доработан и во многом всё ещё меня не устраивает, но хотя бы имеет примерный вид того, что я хотела видеть. Потерпим ещё немного мои заскоки? Долго таким цветом я ни себя, ни вас не промучаю, чесслово!

Вопрос: Ну как, терпим?

1. Да		12	(92.31%)
2. Хмуро отмолчался, стоя в уголочке.		1	(7.69%)
Всего:		13

@темы: личное, no comments, кактус редкостно колючий