у каждого на пути свои океаны. Чтобы пересечь их нужна отвага. Это безрассудство? Может быть. Но разве можно уместить мечты в рамки?.. (с)
Автор: Светлячок
Бета: не вычитано!
Фандом: The Vampire Diaries
Персонажи: Стэфан, Дэймон, Кэтрин, Елена.
Рейтинг: PG-13
Тип: джен, смутный гет
Жанры: angst, drama, AU
Предупреждение: сознательное и глумливое извращение над каноном.
Ахтунг: начиналось писаться в здравом уме и трезвой памяти, заканчивалось же при повышенной температуре, насморке + кашле и страшной скуке. В связи с этим мне очень хотелось кого-нибудь убить. Обоснуй (в том числе) умер насильственной смертью.
Размер: мини
Статус: в процессе
(с)
Стэфан видел немало смертей, он убивал и сам – теперь-то в этом можно смело признаться и себе, и Елене, – и делал он это с особым извращённым и по-своему логичным удовольствием, но сидя у смятой развороченной постели и наблюдая, как мечется в бреду, умирая, его старший брат, он понимает, что это куда страшнее. Он не жалеет о выборе, который он сделал, отказавшись от человеческой крови – нет, это единственное, о чём он не жалеет вообще, но уже не впервые ему так не хватает вампирской силы. Дэймон слишком тяжёлый и беспокойный в своём кратком сне-забытьи. Стэфан с трудом дотаскивает мокрого от пота брата до ванной, чтобы остудить сгорающее от внутреннего жара тело.
Тот что-то стонет сквозь плотно стиснутые зубы, вздрагивая от вмиг вымочившей футболку холодной воды, и сразу успокаивается, дыша всё ровней и ровней. Стэфан сидит рядом с братом, единственным, с кем он когда-то уже оказался не готов проститься и провести вечность в одиночестве.
Стэфан наспех рвёт зубами и руками пакет с донорской кровью. Немного попадает и ему в рот, но он не чувствует вкуса. Дэймон даже не глотает – дурной знак. Голодный Дэймон – здоровый Дэймон. Стэфан и сам сглатывает – скорее нервно, чем от голода, и силой вливает бессознательному брату в глотку его ненаглядную вторую положительную. Тот давится, но не приходит в себя и глотает только когда Стэфан решительно зажимает ему нос.
Вода совсем холодная и у Стэфана уже мёрзнут руки – не самое приятное из того, чтобы быть человеком. Он не отрывает взгляда от брата – будто уже сдавшись, прощается с ним, хотя и каждый раз запрещает себе об этом думать и поэтому не упускает мгновения, когда тот приходит в себя и веки медленно приподнимаются, обнажая усталый, мутный безнадёжный взгляд. Не Дэймон сидел всю ночь без сна рядом со Стэфаном – да и стал бы ещё спорный вопрос, – но они оба устали, проведя за раз больше времени друг с другом, чем за последний год прожив в одном доме.
Ненависти нет, теперь точно знает Стэфан, – нет и ревности.
– Ты что тут делаешь? – смешно отфыркиваясь от льющейся из-под крана воды и стуча зубами, сипит Дэймон. – Лекарство найти не можешь и решил меня заморозить в домашних условиях для сохранности?
Дэймон шутит, значит, будет жить, – лёгкая горькая надежда, которая тут же рассеивается, стоит только вспомнить о том, чем он болен. Не до смеха обоим, и оба одинаково стучат зубами, но в мутном взгляде Дэймона нет ничего, кроме пустоты. Виной ли тому Елена или то, что они так и не научились отпускать друг друга – как старые супруги, а не ненавидящие друг друга братья. Стэфан греет окоченевшие ладони под струёй горячей воды, пока Дэймон, шатаясь, встаёт, цепляясь и скользя пальцами по мокрому кафелю.
– Давно я так?.. – интересуется Дэймон. Голос у него ровный и спокойный, а губы уже не такие синие как с час назад, но Стэфан слышит в нём не заданный вслух вопрос «а сколько мне ещё осталось?» Стэфан не может ответить на него, но он может сделать вид, что не понял. Так Стэфан и делает. Дэймон не в обиде. Он посылает свою гордость к чёрту, безропотно принимая помощь брата, и всё равно все вновь обретённые благодаря крови силы уходят на то, чтобы доковылять обратно до кровати.
Здесь он и умрёт, невесело понимает Дэймон, заваливаясь на несвежие простыни. Пока он в сознании, и запах пропитавшего их пота тревожит чувствительные ноздри. А ведь вампиры не потеют, – следовало бы вспомнить ему. Об этом следовало бы знать и Стэфану.
Дэймон засыпает едва его голова касается подушки и уже не чувствует, как две неожиданно заботливых руки заворачивают его в тонкое, тут же бессознательно отброшенное одеяло. Холодный душ и пробежавшая по горлу почти незамеченной сладкая вторая положительная чуть облегчили участь, навеяв чуткий беспокойный сон, тонкой гранью отличающийся от бредового забытья, из которого его вырвали забарабанившие по телу ледяные капли.
Облегчение не длится долго, и вскоре сны о пахнущем сырой хвоей мглистом лесу перед самым рассветом – когда деревья ещё стоят, окутанные наползающим от озера лёгким туманом, сменяются обострённым из-за бреда полусном-полувоспоминанием о том времени, которое он, присоединившись к разбойникам и мародёрам, провёл, годами путешествуя по солнечной Франции. В горле першит от виноградной сладости после каждого глотка, а кровь ощутимо отдаёт святостью. Даже во сне Дэймон старается не заходить в церкви, хотя уже давно знает, что двери дома божьего открыты для него так же, как и для обычных людей. Наверное, это знак, что даже он достоин прощения. Вот бы ещё почувствовать себя виноватым.
Стэфан незаметно уходит, и где-то уже через час возвращается жажда. Сводит судорогой и ломит верхнюю челюсть, вены похожи на высохшие синие нити, а собственное тело, слабое и ломкое, как сухой прибрежный песок, разваливается на песчинки. Сил нет даже чтобы поднять руку. Дэймон, увы, слишком по-сальваторовски упрям и горд, чтобы позвать брата.
Присутствие Стэфана в доме ощущается лёгким зудом в дёснах. Дэймон чутко вслушивается в происходящее внизу: и в тихое недовольное бряцание посуды в мойке – Кэтрин определённо недовольна таким поворотом дел в Мистик-Фолс, – и в шелест бумаги переписывающихся Стэфана и Елены, уж слишком хорошо знающих о слухе вампиров. Этим Кэтрин тоже недовольна, потому и грохочет. Дэймону даже не нужно спускаться, чтобы увидеть эту картину, тем более что в этом нет никакого смысла. Елена шевелит губами, а Стэфан наблюдает, смотрит, любуется и отвечает, то неразборчивым шёпотом, а том быстро чёркая на выдранном откуда-то смятом листе.
– Как он? – шевелятся тонкие, красиво очерченные губы, притягивающие взгляд не только одного Стэфана.
«Плохо», – размашистым нервным почерком пишет тот в ответ. Младший не произнесёт правду вслух, но уж Дэймон-то чувствует больным телом и отравленной кровью, что в этот раз они проиграли и именно понимание поражения заставляет его побеждённым и сдавшимся бессильно валяться среди подушек. Кольцо снова на месте.
...И всё же не почувствовать Кэтрин невозможно.
– Стэфан прав, всё плохо, – с порога безжалостно бросает она. Старший Сальваторе даже не вздрагивает: кто предупреждён, тот вооружён, а он знает Кэтрин слишком давно, чтобы ждать от неё пощады. Скорее уж...
– Может, тогда добьёшь? – язвительно интересуется он и тут же удивляется какой хриплый и совершенно чужой у него голос.
– Только спрашивать у тебя разрешения на это не хватало, – фыркает та, скрестив руки на груди. Дэймон действительно хорошо знает Кэтрин: та не нервничает и плавные движения её совсем не резки. Её скорее неловко стоять в спальне без пяти минут покойника, а Дэймон слишком Дэймон, чтобы пожалеть её и сделать вид, что заснул. Он даже приподнимается на подушках, не заботясь о сползшем с плеч одеяле. – Так что живи, – договаривает она, быстро оказываясь рядом.
Дэймон уже почти снова пуст: он даже не замечает этих нескольких шагов от двери до кровати.
– Ничего, что недолго? – насмешничает он и наконец-то видит то, чего добивался. Из них двоих уязвим и слаб сейчас отнюдь не он.
Вблизи Дэймон выглядит совсем отвратительно: серая, почти прозрачная кожа, запавшие щёки, заострившиеся скулы, тусклый, уже наполовину мёртвый взгляд. Нет, определённо выбор не в его пользу. Тогда какого чёрта Катерина Петрова делает рядом со своим неудавшимся дитём вместо того, чтобы быть внизу и чтобы не она, а Стэфан сравнивал её и Елену. Не потому ли что боится проиграть или потому что не хочет, чтобы её лишили её выбора до того, как она сама его сделает?
Игра в гляделки длится несколько мгновений – может и дольше, время пролетает незаметно, – и тишина звенит натянутой до предела струной – того и гляди порвётся.
Они оба аристократы, и пусть их разделяет ни много ни мало пятьсот лет. Один был рождён, чтобы унаследовать состояние и пойти по стопам отца, а вторая должна была быть покорной дочерью и стать женой того, на кого укажут... Ни один никогда не умел ни подчиняться, ни уступать.
Дэймону нечего терять, он не отводит взгляда до последнего, пока Кэтрин не исчезает из комнаты лёгким неуловимым и разозлённым вихрем. Стэфан поджидает её за дверью: наверное, обнаружил, что её нет на кухне и решил проверить. Волновался за брата, ревновал или хотел убедиться, что всё в порядке?
– Как он? – тихо шепчет младший Сальваторе, по-прежнему не отваживаясь говорить громче.
Что он может сказать такого, чего Дэймон ещё не знает?..
Аристократы, они хорошо держат лица, выдавая их за маски и делая маски лицами.
– Сам знаешь, – бурчит та, застигнутая с поличным. На месте какого преступления? Может не так уж и много вины Дэймона в том, что за ним по пятам в их тихий полузабытый городок пришли все самые немыслимые беды. Ведь и он, как одна из первых в длинной череде бед, всего лишь следовал за Кэтрин. Так чья же вина в бедах Мистик-Фолс?
– И что, ты так ничего ему и не скажешь? – ещё больше понижает голос Стэфан, и Кэтрин передёргивает плечами.
– Не строй из себя всезнайку, Стэфан, тебе не идёт, – наоборот громко смеётся она, и звонкий беззлобный смех первый звук за последние сутки, который наконец-то рвёт в клочья душным саваном окутавшую старый дом тишину. Дом тоже уже мёртв, не дышит, пытается, но снова и снова задыхается. Нет, это не Кэтрин и Елена мухоловки, это дом большой кусок янтаря, а братья Сальваторе две застрявшие в нём непутёвые мухи.
Что ж, выходит, что Дэймон первый, кому удастся вырваться из замкнутого не им круга.
Беда Кэтрин в том, что она тоже не умеет ни отказываться, ни отпускать то, что успело стать привычным, но ещё не приесться. С людьми это происходит слишком быстро. Впрочем, в её жизни уже было два исключения. Потому и вдвойне труднее смириться с тем, что уже потеряла одно и вот-вот лишишься второго. Кэтрин больше не заходит в пропахшую болезнью и смертью комнату.
Елена не подходит к ней вообще. Стоит, закрыв глаза и прислонившись спиной к тёплой деревянной стене в нижней гостиной, и ей кажется, будто вместе с шорохом термитов внутри стены ей слышны и голоса Кэтрин и Стэфана этажом выше.
«Вампиров», – снова напоминает она себе, то, о чём порой так легко бывает забыть. Порой наваждение разрушает только массивное, царапающее до крови кольцо на пальце Стэфана. Тот и не вспоминает о нём, слишком привыкнув к пришедшему вместе с ожогами на коже знанию: солнце опасно.
Увы, ей не суждено увидеть Стэфана без кольца: страх вампира, всосанный с кровью как с молоком матери и ставший ещё сильнее, когда Дэймон, сам сняв кольцо, вышел на свет, не так-то просто одолеть. Ожоги исцелились быстро: Елена уже не застала обезобразивших того ненадолго ран. Что ж, ей тоже немало перепало в тот день. Справедливо?
Это жестоко и отвратительно, – так думать. Елена и сама это знает, потому и не поднимает глаз от пола, чувствуя себя виноватой: перед Стэфаном, Кэролайн, Тайлером и Бонни. Вины нет только перед Дэймоном, и ей кажется, что скажи она ему об этом, тот только рассмеётся – даже сейчас.
…К вечеру Дэймону становится хуже – почти двое суток спустя после укуса, Роуз протянула в два раза меньше, и это безгранично радует и обнадёживает Стэфана. Елена смотрит на распластавшегося на кровати старшего Сальваторе и не может найти в себе сил сказать Стэфану то, что видит она.
В неподвижную руку с выступившей сетью вен будто снова и снова впиваются волчьи зубы, и тот скрежещет зубами, мотая головой по подушке. Стэфан не отходит больше ни на миг, сидя рядом с братом в окружении пустых пакетов из-под крови. Второй положительной не хватает, запасы Дэймоны почти исчерпали себя и он уже не знает, что будет делать, когда опустеет последний пакет. Но и кровь всего лишь продлевает агонию, которой, кажется, нет и не будет конца.
* Сгорая, плачут свечи... (с) Звездинский Михаил. Текст
По настроению и желанию TBC...
Бета: не вычитано!
Фандом: The Vampire Diaries
Персонажи: Стэфан, Дэймон, Кэтрин, Елена.
Рейтинг: PG-13
Тип: джен, смутный гет
Жанры: angst, drama, AU
Предупреждение: сознательное и глумливое извращение над каноном.
Ахтунг: начиналось писаться в здравом уме и трезвой памяти, заканчивалось же при повышенной температуре, насморке + кашле и страшной скуке. В связи с этим мне очень хотелось кого-нибудь убить. Обоснуй (в том числе) умер насильственной смертью.
Размер: мини
Статус: в процессе
Сгорая, плачут свечи...
Сгорая, плачут свечи... *
(с)Стэфан видел немало смертей, он убивал и сам – теперь-то в этом можно смело признаться и себе, и Елене, – и делал он это с особым извращённым и по-своему логичным удовольствием, но сидя у смятой развороченной постели и наблюдая, как мечется в бреду, умирая, его старший брат, он понимает, что это куда страшнее. Он не жалеет о выборе, который он сделал, отказавшись от человеческой крови – нет, это единственное, о чём он не жалеет вообще, но уже не впервые ему так не хватает вампирской силы. Дэймон слишком тяжёлый и беспокойный в своём кратком сне-забытьи. Стэфан с трудом дотаскивает мокрого от пота брата до ванной, чтобы остудить сгорающее от внутреннего жара тело.
Тот что-то стонет сквозь плотно стиснутые зубы, вздрагивая от вмиг вымочившей футболку холодной воды, и сразу успокаивается, дыша всё ровней и ровней. Стэфан сидит рядом с братом, единственным, с кем он когда-то уже оказался не готов проститься и провести вечность в одиночестве.
Стэфан наспех рвёт зубами и руками пакет с донорской кровью. Немного попадает и ему в рот, но он не чувствует вкуса. Дэймон даже не глотает – дурной знак. Голодный Дэймон – здоровый Дэймон. Стэфан и сам сглатывает – скорее нервно, чем от голода, и силой вливает бессознательному брату в глотку его ненаглядную вторую положительную. Тот давится, но не приходит в себя и глотает только когда Стэфан решительно зажимает ему нос.
Вода совсем холодная и у Стэфана уже мёрзнут руки – не самое приятное из того, чтобы быть человеком. Он не отрывает взгляда от брата – будто уже сдавшись, прощается с ним, хотя и каждый раз запрещает себе об этом думать и поэтому не упускает мгновения, когда тот приходит в себя и веки медленно приподнимаются, обнажая усталый, мутный безнадёжный взгляд. Не Дэймон сидел всю ночь без сна рядом со Стэфаном – да и стал бы ещё спорный вопрос, – но они оба устали, проведя за раз больше времени друг с другом, чем за последний год прожив в одном доме.
Ненависти нет, теперь точно знает Стэфан, – нет и ревности.
– Ты что тут делаешь? – смешно отфыркиваясь от льющейся из-под крана воды и стуча зубами, сипит Дэймон. – Лекарство найти не можешь и решил меня заморозить в домашних условиях для сохранности?
Дэймон шутит, значит, будет жить, – лёгкая горькая надежда, которая тут же рассеивается, стоит только вспомнить о том, чем он болен. Не до смеха обоим, и оба одинаково стучат зубами, но в мутном взгляде Дэймона нет ничего, кроме пустоты. Виной ли тому Елена или то, что они так и не научились отпускать друг друга – как старые супруги, а не ненавидящие друг друга братья. Стэфан греет окоченевшие ладони под струёй горячей воды, пока Дэймон, шатаясь, встаёт, цепляясь и скользя пальцами по мокрому кафелю.
– Давно я так?.. – интересуется Дэймон. Голос у него ровный и спокойный, а губы уже не такие синие как с час назад, но Стэфан слышит в нём не заданный вслух вопрос «а сколько мне ещё осталось?» Стэфан не может ответить на него, но он может сделать вид, что не понял. Так Стэфан и делает. Дэймон не в обиде. Он посылает свою гордость к чёрту, безропотно принимая помощь брата, и всё равно все вновь обретённые благодаря крови силы уходят на то, чтобы доковылять обратно до кровати.
Здесь он и умрёт, невесело понимает Дэймон, заваливаясь на несвежие простыни. Пока он в сознании, и запах пропитавшего их пота тревожит чувствительные ноздри. А ведь вампиры не потеют, – следовало бы вспомнить ему. Об этом следовало бы знать и Стэфану.
Дэймон засыпает едва его голова касается подушки и уже не чувствует, как две неожиданно заботливых руки заворачивают его в тонкое, тут же бессознательно отброшенное одеяло. Холодный душ и пробежавшая по горлу почти незамеченной сладкая вторая положительная чуть облегчили участь, навеяв чуткий беспокойный сон, тонкой гранью отличающийся от бредового забытья, из которого его вырвали забарабанившие по телу ледяные капли.
Облегчение не длится долго, и вскоре сны о пахнущем сырой хвоей мглистом лесу перед самым рассветом – когда деревья ещё стоят, окутанные наползающим от озера лёгким туманом, сменяются обострённым из-за бреда полусном-полувоспоминанием о том времени, которое он, присоединившись к разбойникам и мародёрам, провёл, годами путешествуя по солнечной Франции. В горле першит от виноградной сладости после каждого глотка, а кровь ощутимо отдаёт святостью. Даже во сне Дэймон старается не заходить в церкви, хотя уже давно знает, что двери дома божьего открыты для него так же, как и для обычных людей. Наверное, это знак, что даже он достоин прощения. Вот бы ещё почувствовать себя виноватым.
Стэфан незаметно уходит, и где-то уже через час возвращается жажда. Сводит судорогой и ломит верхнюю челюсть, вены похожи на высохшие синие нити, а собственное тело, слабое и ломкое, как сухой прибрежный песок, разваливается на песчинки. Сил нет даже чтобы поднять руку. Дэймон, увы, слишком по-сальваторовски упрям и горд, чтобы позвать брата.
Присутствие Стэфана в доме ощущается лёгким зудом в дёснах. Дэймон чутко вслушивается в происходящее внизу: и в тихое недовольное бряцание посуды в мойке – Кэтрин определённо недовольна таким поворотом дел в Мистик-Фолс, – и в шелест бумаги переписывающихся Стэфана и Елены, уж слишком хорошо знающих о слухе вампиров. Этим Кэтрин тоже недовольна, потому и грохочет. Дэймону даже не нужно спускаться, чтобы увидеть эту картину, тем более что в этом нет никакого смысла. Елена шевелит губами, а Стэфан наблюдает, смотрит, любуется и отвечает, то неразборчивым шёпотом, а том быстро чёркая на выдранном откуда-то смятом листе.
– Как он? – шевелятся тонкие, красиво очерченные губы, притягивающие взгляд не только одного Стэфана.
«Плохо», – размашистым нервным почерком пишет тот в ответ. Младший не произнесёт правду вслух, но уж Дэймон-то чувствует больным телом и отравленной кровью, что в этот раз они проиграли и именно понимание поражения заставляет его побеждённым и сдавшимся бессильно валяться среди подушек. Кольцо снова на месте.
...И всё же не почувствовать Кэтрин невозможно.
– Стэфан прав, всё плохо, – с порога безжалостно бросает она. Старший Сальваторе даже не вздрагивает: кто предупреждён, тот вооружён, а он знает Кэтрин слишком давно, чтобы ждать от неё пощады. Скорее уж...
– Может, тогда добьёшь? – язвительно интересуется он и тут же удивляется какой хриплый и совершенно чужой у него голос.
– Только спрашивать у тебя разрешения на это не хватало, – фыркает та, скрестив руки на груди. Дэймон действительно хорошо знает Кэтрин: та не нервничает и плавные движения её совсем не резки. Её скорее неловко стоять в спальне без пяти минут покойника, а Дэймон слишком Дэймон, чтобы пожалеть её и сделать вид, что заснул. Он даже приподнимается на подушках, не заботясь о сползшем с плеч одеяле. – Так что живи, – договаривает она, быстро оказываясь рядом.
Дэймон уже почти снова пуст: он даже не замечает этих нескольких шагов от двери до кровати.
– Ничего, что недолго? – насмешничает он и наконец-то видит то, чего добивался. Из них двоих уязвим и слаб сейчас отнюдь не он.
Вблизи Дэймон выглядит совсем отвратительно: серая, почти прозрачная кожа, запавшие щёки, заострившиеся скулы, тусклый, уже наполовину мёртвый взгляд. Нет, определённо выбор не в его пользу. Тогда какого чёрта Катерина Петрова делает рядом со своим неудавшимся дитём вместо того, чтобы быть внизу и чтобы не она, а Стэфан сравнивал её и Елену. Не потому ли что боится проиграть или потому что не хочет, чтобы её лишили её выбора до того, как она сама его сделает?
Игра в гляделки длится несколько мгновений – может и дольше, время пролетает незаметно, – и тишина звенит натянутой до предела струной – того и гляди порвётся.
Они оба аристократы, и пусть их разделяет ни много ни мало пятьсот лет. Один был рождён, чтобы унаследовать состояние и пойти по стопам отца, а вторая должна была быть покорной дочерью и стать женой того, на кого укажут... Ни один никогда не умел ни подчиняться, ни уступать.
Дэймону нечего терять, он не отводит взгляда до последнего, пока Кэтрин не исчезает из комнаты лёгким неуловимым и разозлённым вихрем. Стэфан поджидает её за дверью: наверное, обнаружил, что её нет на кухне и решил проверить. Волновался за брата, ревновал или хотел убедиться, что всё в порядке?
– Как он? – тихо шепчет младший Сальваторе, по-прежнему не отваживаясь говорить громче.
Что он может сказать такого, чего Дэймон ещё не знает?..
Аристократы, они хорошо держат лица, выдавая их за маски и делая маски лицами.
– Сам знаешь, – бурчит та, застигнутая с поличным. На месте какого преступления? Может не так уж и много вины Дэймона в том, что за ним по пятам в их тихий полузабытый городок пришли все самые немыслимые беды. Ведь и он, как одна из первых в длинной череде бед, всего лишь следовал за Кэтрин. Так чья же вина в бедах Мистик-Фолс?
– И что, ты так ничего ему и не скажешь? – ещё больше понижает голос Стэфан, и Кэтрин передёргивает плечами.
– Не строй из себя всезнайку, Стэфан, тебе не идёт, – наоборот громко смеётся она, и звонкий беззлобный смех первый звук за последние сутки, который наконец-то рвёт в клочья душным саваном окутавшую старый дом тишину. Дом тоже уже мёртв, не дышит, пытается, но снова и снова задыхается. Нет, это не Кэтрин и Елена мухоловки, это дом большой кусок янтаря, а братья Сальваторе две застрявшие в нём непутёвые мухи.
Что ж, выходит, что Дэймон первый, кому удастся вырваться из замкнутого не им круга.
Беда Кэтрин в том, что она тоже не умеет ни отказываться, ни отпускать то, что успело стать привычным, но ещё не приесться. С людьми это происходит слишком быстро. Впрочем, в её жизни уже было два исключения. Потому и вдвойне труднее смириться с тем, что уже потеряла одно и вот-вот лишишься второго. Кэтрин больше не заходит в пропахшую болезнью и смертью комнату.
Елена не подходит к ней вообще. Стоит, закрыв глаза и прислонившись спиной к тёплой деревянной стене в нижней гостиной, и ей кажется, будто вместе с шорохом термитов внутри стены ей слышны и голоса Кэтрин и Стэфана этажом выше.
«Вампиров», – снова напоминает она себе, то, о чём порой так легко бывает забыть. Порой наваждение разрушает только массивное, царапающее до крови кольцо на пальце Стэфана. Тот и не вспоминает о нём, слишком привыкнув к пришедшему вместе с ожогами на коже знанию: солнце опасно.
Увы, ей не суждено увидеть Стэфана без кольца: страх вампира, всосанный с кровью как с молоком матери и ставший ещё сильнее, когда Дэймон, сам сняв кольцо, вышел на свет, не так-то просто одолеть. Ожоги исцелились быстро: Елена уже не застала обезобразивших того ненадолго ран. Что ж, ей тоже немало перепало в тот день. Справедливо?
Это жестоко и отвратительно, – так думать. Елена и сама это знает, потому и не поднимает глаз от пола, чувствуя себя виноватой: перед Стэфаном, Кэролайн, Тайлером и Бонни. Вины нет только перед Дэймоном, и ей кажется, что скажи она ему об этом, тот только рассмеётся – даже сейчас.
…К вечеру Дэймону становится хуже – почти двое суток спустя после укуса, Роуз протянула в два раза меньше, и это безгранично радует и обнадёживает Стэфана. Елена смотрит на распластавшегося на кровати старшего Сальваторе и не может найти в себе сил сказать Стэфану то, что видит она.
В неподвижную руку с выступившей сетью вен будто снова и снова впиваются волчьи зубы, и тот скрежещет зубами, мотая головой по подушке. Стэфан не отходит больше ни на миг, сидя рядом с братом в окружении пустых пакетов из-под крови. Второй положительной не хватает, запасы Дэймоны почти исчерпали себя и он уже не знает, что будет делать, когда опустеет последний пакет. Но и кровь всего лишь продлевает агонию, которой, кажется, нет и не будет конца.
* Сгорая, плачут свечи... (с) Звездинский Михаил. Текст
По настроению и желанию TBC...
@темы: Vampire Diaries, графоманьячество, мой фанфикшен
-
-
02.06.2011 в 23:18вот уж не думала, что ты вернешься в фендом) раз соскучилась по Дею, то зачем его так мучить?
(это бывшая ~Tr@vMa~, если не узнала)